Император Пограничья 16 - Евгений И. Астахов

дорогим костюмом. Седина на висках лишь подчёркивала властность его облика. Лицо, словно высеченное из камня: тяжёлый подбородок, прямой нос, глубоко посаженные глаза цвета мокрого сланца. Те же глаза, что были у Елены — только если у мачехи они казались голубыми и обманчиво-мягкими, то у брата в них не было ни капли тепла.

Василиса вспомнила историю, которую слышала от одной из фрейлин много лет назад. Когда Герасиму было двадцать семь, он застал своего младшего брата Павла за попыткой подделать финансовые документы рода — тот хотел присвоить часть доходов от соляных копей. Герасим не стал поднимать скандал, не побежал к отцу. Он просто пригласил Павла на охоту в их северные угодья. Вернулся один. Официальная версия гласила о несчастном случае — медведь-шатун. Тело так и не нашли. Старый граф Строганов, их отец, умер через месяц — говорили, от горя. Однако фрейлина шептала, что на самом деле он умер, узнав правду о том, что сделал его старший сын.

Герасим Строганов защищал свою семью. Любой ценой.

— Рад, что вы пришли, — продолжил он ровным голосом. — Нам предстоит обсудить одно весьма… личное дело. Наедине.

Он указал на кресло напротив себя. Василиса заставила себя оторваться от дверного косяка и пройти в глубь библиотеки. Ноги слушались плохо, словно налились свинцом. Свет единственной лампы выхватывал из полумрака ряды книжных полок и тяжёлые портьеры на окнах.

Она села, готовясь в любую секунду поставить защитный барьер. Спина прямая, подбородок поднят — так учила мать. Никогда не показывай страх. Особенно тем, кто пришёл тебя уничтожить.

Долгая пауза. Герасим смотрел на неё — холодно, оценивающе. Так смотрят на породистую лошадь перед покупкой. Или на врага перед казнью.

— Расслабьтесь, я не намерен нападать на вас. Я здесь не за этим.

Княжна выдохнула против воли и почувствовала злость на саму себя. Неужели её настолько легко просчитать⁈ Тогда к чему были все эти уроки придворного этикета и муштра, чтобы привить дочери князя навык всегда владеть собственным лицом?..

— Вы убили мою сестру, — сказал собеседник наконец. Прямо. Без обиняков.

Сердце Василисы пропустило удар. Она открыла рот, чтобы возразить, чтобы сказать что-то — что угодно, — но Строганов поднял руку.

— Не стоит отпираться. Мы знаем, что случилось в малой приёмной в восточном крыле.

Геомантка почувствовала, как по позвоночнику пробежал холодок. Официальная версия гласила, что Елену убил ливонский посол при попытке скрыть следы заговора. Отец лично контролировал распространение этой истории. Кто мог выдать правду? Каким образом Строгановы получили доступ к фон дер Брюггену в застенках? Или её сдал кто-то из людей отца — один из немногих, допущенных к столь тайной информации?

— Елена была… сложным человеком, — продолжил Герасим, и в его голосе впервые прорезалось что-то живое — боль, едва сдерживаемая ярость. — Но она была моей сестрой. Младшей, чёрт побери, сестрой!

Он замолчал. Пальцы его правой руки сжались в кулак, побелели костяшки. Василиса видела, как он борется с собой, как загоняет эмоции обратно под маску ледяного спокойствия.

— Если бы не понимание того, что ваша смерть начнёт полномасштабную войну между нашими родами, — произнёс он тихо, почти мягко, что было страшнее любого крика, — я бы уже отомстил. Собственными руками отрезал бы вашу глупую голову.

Холодный взгляд. Ни намёка на блеф.

Василиса сглотнула. Мысли метались в голове, как испуганные птицы. Строгановы — один из сильнейших родов Содружества. Когда-то давно, ещё до эпохи Бастионов, их предки разбогатели на соляных копях. Эти белые кристаллики были источником власти во все времена. В древности за горсть соли платили серебром на вес. Без соли крестьяне не могли заготовить мясо и рыбу на зиму, армии не могли уходить в дальние походы, а торговые караваны — пересекать необжитые земли. Тот, кто контролировал соль, контролировал саму жизнь.

С тех пор многое изменилось: появились консервы, холодильные камеры, магические артефакты, увеличивающие срок хранения продуктов. Однако Строгановы не остались в прошлом вместе со своими солеварнями. Они вложили накопленные за века капиталы в аграрную промышленность, в речное судоходство, в артефакторику и банковское дело. Их торговые дома раскинулись от Урала до Балтики, их кредитные линии питали половину промышленников Содружества, а должники — от мелких купцов до целых боярских родов — исправно голосовали так, как нужно было Строгановым. Под их гербом служили сотни бойцов — не наёмники, а родовые дружинники, преданные до последней капли крови. И всё это могло обернуться против Московского Бастиона. Против отца. Против неё.

— Но я не варвар, чтобы губить два рода ради мести, — Герасим откинулся в кресле, и его голос снова стал ровным, деловым. — Я знаю цену опрометчивым поступкам и понимаю, чем это кончится. Наша война ослабит две семьи, принеся пользу только нашим врагам.

Василиса моргнула. Она ожидала угроз, ожидала ультиматумов, ожидала чего угодно — но не этого.

— Месть бывает разной, — продолжил граф, и в уголках его губ мелькнуло нечто, отдалённо напоминавшее улыбку. — Можно убить. Можно опозорить публичным скандалом. А можно… возвыситься. За счёт обидчика.

Он выдержал паузу, давая словам осесть.

— У меня есть сын. Игорь. Двадцать пять лет. Магистр с сильным даром огня. Хорош собой, образован, перспективен. — Строганов чуть наклонился вперёд. — Роды Строгановых и Голицыных породнятся — как изначально планировала моя сестра. Брак между вами и Игорем укрепит позиции обеих семей. Строгановы получат связь с Московским Бастионом. Голицыны — союз с одним из сильнейших родов Содружества. Это справедливо. Разве нет?

Тишина повисла в воздухе, густая и тяжёлая.

Василиса смотрела на Герасима Строганова, и понимание медленно проступало сквозь первоначальный шок. Он не озвучивал главного, но она была достаточно проницательна, чтобы увидеть полную картину. Он получит свою месть — не кровавую, но элегантную. Убийца его сестры станет Строгановой. Будет рожать наследников его роду. Будет служить его семье до конца своих дней. Каждый раз, когда она посмотрит в зеркало, каждый раз, когда произнесёт новую фамилию, каждый раз, когда её дети назовут её «мамой» — она будет помнить, почему оказалась в этой клетке.

— А если я откажу? — спросила она, и собственный голос показался ей чужим.

— Если откажете… — Герасим пожал плечами, словно речь шла о чём-то незначительном. — Что ж, тогда правда станет достоянием публики. Безумная княжна, убившая собственную мачеху. Вы сами можете представить масштаб этого скандала и давление, которое обрушится на ваш род.

Он помолчал, позволяя картине развернуться в её воображении. И картина внушала ужас. На основании официальной версии арестовали ливонских дипломатов, конфисковали имущество, разорвали торговые договоры. Если правда выплывет наружу,