Император Пограничья 16 - Евгений И. Астахов

class="p1">И отвернулась. Не ушла — просто отвернулась, как от чего-то неинтересного. Как от назойливой мухи, не стоящей внимания. Демонстративно подняла бокал к губам, делая глоток шампанского.

Шёпот прокатился по залу волной. Краем глаза Ярослава заметила, как побагровело лицо узурпатора, как дёрнулся уголок его рта. Шереметьев сделал шаг вперёд.

— Ты, кажется, забыла своё место, девочка…

— Павел Никитич.

Голос Прохора был негромким. Но в нём лязгнула сталь — так звенит клинок, покидая ножны. Зал замер. Даже музыка, казалось, стала тише.

Платонов шагнул вперёд, встав между Ярославой и Шереметьевым. Его светло-зелёные глаза, припорошенные инеем, смотрели на ярославского князя с выражением, от которого у Засекиной перехватило дыхание.

— Вы, кажется, забыли, с кем говорите, — продолжил Прохор тем же ровным, стальным тоном. — Это Ярослава Фёдоровна Засекина. Законная наследница ярославского престола. Дочь вашего господина, которого вы вероломно убили ударом в спину.

Шереметьев открыл рот, но Платонов не дал ему вставить ни слова.

— Я не признаю вас князем Ярославским. Для меня вы — узурпатор, клятвопреступник и убийца. Человек без чести — это ничтожество, которое каждый благородный человек должен пнуть, как бешеную псину, и гнать из порядочного общества, — Прохор сделал паузу, позволяя словам повиснуть в звенящей тишине. — Если уж мы, — он обвёл рукой зал, — вынуждены терпеть ваше общество, самое малое, что вы можете сделать, — забиться в угол и не привлекать к себе внимание.

Лицо Шереметьева стало пепельно-серым. Потом побагровело. Ярослава видела, как в его глазах мелькнул шок, сменившийся гневом и неверием. С ним так разговаривали? С ним! Правителем целого княжества⁈

— Вы… вы смеете… — выдавил он.

— Знаете, что случилось с последним клятвопреступником, которого я встретил? — Прохор чуть склонил голову, и в его голосе прорезалось что-то древнее, тёмное. — Его звали Сабуров. Он тоже думал, что власть защитит его от справедливости.

Пауза.

— Она не защитила.

Зал не дышал. Ярослава видела, как побледнел кто-то из свиты Шереметьева, как отшатнулась дама в бриллиантах, как нахмурился князь Голицын — скандал в его доме явно не входил в планы хозяина.

— Я… я не потерплю подобных оскорблений! — Шереметьев наконец обрёл голос, хотя тот предательски дрогнул.

Прохор посмотрел на него так, как смотрят на докучливое насекомое.

— Если я вас оскорбил, — произнёс он с убийственным спокойствием, — вы вправе потребовать сатисфакции. Вызвать меня на дуэль. Смыть оскорбление кровью, — он чуть подался вперёд. — Вы это делаете?

Тишина.

Лицо Шереметьева налилось багрянцем. Ярослава видела, как он стиснул кулаки, как заходили желваки на скулах. Видела, как взгляд узурпатора метнулся к Прохору — оценивающий, расчётливый. Князь Угрюмский и Владимирский, покоритель Гаврилова Посада, уничтоживший трёх Кощеев и армию целого княжества. Человек, от которого Сабуров бежал до самой смерти.

— Нет? — Платонов приподнял бровь и его голос изменился. Стал глубже, тяжелее — словно каждое слово отливали из металла. — Тогда п-шёл прочь!

Это не было просьбой. Не было даже приказом в обычном понимании. Ярослава почувствовала, как воздух вокруг сгустился, как по коже пробежали мурашки — древняя, первобытная сила скользнула по залу, заставив ближайших гостей отшатнуться.

Лицо её кровного врага исказилось. Он попытался что-то сказать, но слова застряли в горле. Ноги сами понесли его прочь — один шаг, другой, третий. Узурпатор развернулся и зашагал к дальней стене, расталкивая собственную свиту. Его спина была неестественно прямой, но княжна видела, как подрагивают плечи, как он борется с чужой волей, впечатанной в каждую клетку тела.

— Что касается так называемой награды за голову княжны Засекиной… — Прохор повысил голос, чтобы слышал весь зал, — … пусть каждый охотник за лёгкими деньгами запомнит: Ярослава Фёдоровна находится под защитой Владимирского княжества. Любой, кто посмеет поднять на неё руку, будет иметь дело со мной лично. А я, в отличие от некоторых, свои обещания выполняю.

Ярослава смотрела вслед своему врагу, а потом перевела взгляд на Прохора.

Десять лет. Десять лет она была одна. Сама строила карьеру, сама собирала отряд, сама сражалась за каждый глоток воздуха в мире, который отнял у неё всё. Никто никогда не вставал за неё вот так — открыто, перед сотнями свидетелей, рискуя нажить смертельного врага ради её чести.

Прохор повернулся к ней. В его глазах читался немой вопрос — всё в порядке?

Ярослава почувствовала, как горло сжал комок. Как защипало в глазах — и она яростно заставила себя не моргать, не дай боги хоть одна слезинка скатится по щеке здесь, перед всеми этими людьми.

— Спасибо, — произнесла она тихо, так, чтобы слышал только он.

Платонов едва заметно кивнул. Потом протянул ей руку — просто, без лишних слов.

И Ярослава взяла её, чувствуя, как внутри разливается тепло. Странное, непривычное тепло, от которого хотелось одновременно смеяться и плакать.

Вот он какой, оказывается. Вот почему она полюбила его — этого невозможного человека, который говорит с князьями как с провинившимися псами и не боится никого и ничего.

«Ненависть — это цепь», — снова прошелестел в памяти голос Анфисы.

Но любовь, — подумала Ярослава, сжимая тёплую ладонь Прохора, — это крылья.

* * *

Коридоры Большого Кремлёвского дворца тонули в полумраке. Василиса шла одна, и стук её каблуков по мраморному полу казался непозволительно громким в этой тишине. Записка жгла карман платья — острый, уверенный почерк без подписи.

Кто мог её ждать? Мысли метались, как испуганные птицы. Может, кто-то из женихов решил проявить оригинальность? Или отец хочет продолжить разговор о сватовстве подальше от чужих ушей? А если это ловушка?..

Надо было сказать Прохору или хотя бы взять Полину для уверенности…

Геомантка остановилась перед резными дверями малой библиотеки. Прислушалась — тишина. Положила ладонь на прохладную бронзу ручки и толкнула створку.

Свет единственной лампы выхватывал из темноты силуэт мужчины у книжного шкафа. Он обернулся, и Василиса почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

Граф Герасим Павлович Строганов. Брат её покойной мачехи. Человек, у которого она отняла сестру.

— Добрый вечер, княжна, — произнёс он, и в его голосе не было ничего доброго.

Глава 13

Василиса застыла на пороге, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. Пальцы, сжимавшие дверную ручку, похолодели. Она видела Герасима и раньше — на официальных приёмах, на праздновании именин отца три года назад, на похоронах какого-то дальнего родственника. Тогда он казался ей просто ещё одним скучным вельможей из бесконечной череды гостей, которых отец принимал во дворце.

Сейчас же она смотрела на него другими глазами.

Мужчина за пятьдесят, но выглядевший моложе своих лет — поджарый, подтянутый, с военной выправкой, которую не спрячешь под