Бедовая для звездных маршалов - Лира Элиан

— Благодаря мне, — снова смотрю на неё.

Девушка резко вздыхает и несмело кивает.

— Ладно, — шепчет, а потом резко ко мне прижимается.

— Эй, — касаюсь пальцами её подбородка, заставляя посмотреть в глаза.

— Мне страшно, а если что-нибудь…

— Тшш, — касаюсь её губ.

Она отвечает на мою нежность, вызывая тотальное желание защитить её. Сделать всё возможное, чтобы только она выбралась отсюда. Даже если там внутри нет ничего, даже если Нордек решит, что хватит уже играться с нами, я должен буду спасти её. Это главная цель.

— Готова? — отрываюсь от её губ, держа в своей руке хрупкую ладошку.

— Да, сэр, — отвечает она мне с глубоким вздохом.

В следующий миг вокруг всё буквально замирает на сотую долю секунды. А дальше с ядра будто слезает огненная оболочка. Словно воздух сам выжигает её. Вокруг стоит такой гул, что хочется закрыть уши, но я ни за что не отпущу ладонь Киары. Она стоит, закрыв глаза и направив одну руку прямо в ядро, а я наблюдаю эту метаморфозу в готовности пустить кинжал прямо по курсу.

Однако то, что под управлением Киары, ядро показывает нам, заставляет зависнуть на несколько мгновений.

— Дар... — слышу растерянный голос Киары: — Ты тоже видишь? — не в силах шевельнуться от степени шока, я даже не киваю: — Это цветок?!

А я, глядя на пушистую алую розу в воздухе, считаю, что, вероятнее всего, это биоткань, но пока мы не приблизимся, мы не поймём.

Глава 56. Киара

Во мне достаточно силы, чтобы справиться с аномалией, но Нордек сопротивляется. Я чувствую это каждой клеточкой, но молчу, не позволяя себе выдать хоть намёк Дариусу, чтобы он не тревожился.

Я не думала, что всё окажется настолько сложно, что силы начнут утекать из меня так быстро, будто кто-то вырывает жилы изнутри. Лоб покрывает липкий пот, руки дрожат, но я сосредотачиваюсь на потоках лавы, удерживаю её яростные порывы. Медленно, упрямо замедляю их, пока они не становятся вязкими. Лава густеет под моим воздействием, будто её приковывают к земле невидимые цепи. И только спустя долгие мучительные секунды она начинает твердеть, застывать, будто остывшая кровь планеты.

Дариус осторожно пробирается ближе к ядру. Там, среди пульсирующих огненных стен, горит цветок, крошечный и в то же время величественный, словно сердце самой планеты. Я понимаю, именно он и есть артефакт Нордека.

Странно… Никогда не знаешь, что скрывается внутри. Нордек — суровая ледяная планета, безжизненная, холодная. А ядро её оказалось живое, яркое, пылающее пламенем.

Дариус такой же. Снаружи он холоден, неприступен, но внутри теплый, любящий, настоящий. Мой Дар. Моя судьба. И я безумно благодарна, что смогла полюбить его, что он есть у меня.

Но внутри меня всё клокочет. Силы исчезают стремительно, как песок, утекающий сквозь пальцы. Я молю всех богов, чтобы Дариус успел сорвать этот проклятый цветок до того, как лавина вновь обрушится на нас.

Он действует осторожно, медленно, чтобы всё сделать правильно. А я в какой-то миг понимаю, что моё тело перестаёт слушаться. Оно дергается, подгибается, в нём больше нет послушания. Словно я сама становлюсь игрушкой в руках Нордека.

Такого раньше никогда не было. И в этот момент я ясно осознаю, что Нордек сильнее меня.

Победит либо он, либо я. Другого исхода просто нет.

И если придётся, значит, мне нужно погибнуть, чтобы спасти Дариуса, Элиаса и остальных. Иначе Нордек поглотит нас всех. Я не имею права этого допустить.

Цепляюсь взглядом за мощную спину Дариуса. Прощаюсь с ним беззвучно, в последний раз губами ловлю солёный привкус слёз, катящихся вниз по щекам.

Как же мне жаль, что у нас не вышло «надолго». Что нам не дано будет продолжения. Что мы только прикоснулись к счастью, но так и не успели его прожить.

Но он должен знать… Должен услышать это от меня, пусть даже в самый последний миг.

Дариус срывает цветок как раз в тот момент, когда я готова рухнуть, когда во мне остаётся всего один процент силы. Едва заметный огонёк, который вот-вот погаснет.

— Дариус… — окликаю его, голос чужой, безжизненный, потерявший всю силу. Но он слышит. Его плечи напрягаются, он резко оборачивается, и наши взгляды сталкиваются. В одно мгновение он понимает всё, что со мной происходит. И уже через секунду срывается с места, бегая ко мне, почти срываясь с ног.

— Киара, нет! Нет! — его голос рвётся в клочья, хриплый, полный паники. — Девочка моя… не смей уходить! Я люблю тебя! Киара!

Я улыбаюсь ему на прощание, слабая, дрожащая, но искренняя улыбка. Смотрю на лицо любимого, и внутри разливается тихое счастье: как же я рада, что у нас было это время. Пусть недолгое, но настоящее. Что я смогла полюбить его, такого сильного и отважного воина.

— Я… люблю… тебя… — последние слова вырываются из меня хрипом, почти без воздуха. Руки обессиленно падают вниз, по телу пробегает болезненный электрический разряд, и я обрушиваюсь на каменный пол. Лава снова оживает, с яростью вырывается из-под корки, разлетается потоками по стенам и рвётся к самому краю кратера.

Нордек злится. Нордек негодует. Его ярость чувствуется в каждом толчке, в каждом гуле под ногами.

Дариус подлетает ко мне, падает на колени рядом. Его пальцы сжимают мои холодеющие руки, и он вкладывает бутон розы в мою раскрытую ладонь.

Горячий цветок словно прилипает к коже, обжигая её. Его губы прижимаются к моему лбу, горячие и трясущиеся.

— Мисс Соларис… — голос его становится резким, командирским, но дрожь выдаёт страх. — Не смей уходить! Ты слышишь, Киара? Я достану тебя даже из того света. Клянусь!

Я улыбаюсь ему вымученной улыбкой, чувствуя, как силы тают. Глажу его лицо глазами, запоминая каждую черту, каждый изгиб, будто вырезаю в своей памяти его лик навечно.

— Киара, не закрывай глаза! — он умоляет, осыпает моё лицо поцелуями, будто хочет вдохнуть в меня жизнь. — Прошу тебя… останься.

Но веки тяжелые, как свинец. Они медленно опускаются, предательски не слушаются меня.

Цветок в моей ладони вспыхивает болью, обжигает так, что почти невозможно терпеть. Его лепестки начинают искриться и гореть, изнутри пробивается ярко-оранжевый свет, словно там спрятано маленькое солнце.

Земля под нами трясётся так сильно, что кажется, вот-вот расколется надвое. По льду ползут трещины, слышен треск и рёв