Экспедиция «Велес» - Екатерина Витальевна Белецкая

— Не боишься, что мы себя выдадим таким образом? — Скрипач нахмурился. — Если подобный вопрос задать не спящему агенту, который тут ошивается, он сразу поймет, в чем дело. Люди, которые спят, о планете друг друга не спрашивают. И уже давно.

— Боюсь, — тут же согласился Ит. — Ещё как боюсь. Но другого способа пока что не вижу. Разве что…

— Брать на воздействие, и спрашивать под ним? — предположил Скрипач.

— Ага, конечно, — усмехнулся Ит. — Да как же. Можно просто сразу прийти к руководству, и сказать напрямую, кто мы, и зачем мы здесь. Чтобы с гарантией грохнули, причем очень быстро. Нет, я о другом. У меня была мысль обойти провокационный вопросы, которые я же сам придумал, и спрашивать о чем-то вроде бы нейтральном, и… блин, рыжий, я дурак.

— Это я всегда знал, но можно сейчас конкретнее? — попросил Скрипач.

— Спасибо. «Сказка о Тени», — Ит вздохнул. — Только говорить надо не о занимаемой стороне, а о бытовых моментах, которые можно привязать к сказке. То же море, как пример. Или старость. Или что угодно, но привязывать это всё не к себе или к собеседнику, а к «Тени».

— Идея любопытная, но я не понимаю, как это сделать, — признался Скрипач. — И у меня есть ещё один вопрос, который мы почему-то обошли стороной.

— Ты о чём? — нахмурился Ит.

— Я бы не хотел, чтобы у нас с обнаружением этого агента получилось как в анекдоте про мужиков, которые ловили медведя, — объяснил Скрипач. — Ну, тот, в котором один другому предлагает тащить медведя сюда, а другой отвечает, что не может, потому что медведь не пускает. Поэтому предлагаю все разговоры такого рода вести только вдвоем. Ни в коем случае не по одному.

— Согласен. По одному может быть опасно, — кивнул Ит. — И… давай-ка подумаем, как бы нам прогуляться на днях в гости к руководству, но не в составе группы, а инкогнито.

— Это будет непросто, — покачал головой Скрипач.

— Разумеется. Поэтому я и предлагаю сначала подумать, и решить, как будем действовать.

Глава 11

Тень безумия

«Хоровод»

— Задавай вопрос, путник.

Ит с интересом посмотрел на сказительницу, а затем спросил:

— Можно, я сяду? Ну, на землю, или на бревно, вон оно, неподалеку валяется. Это же всё опять будет надолго, а стоять столько времени… в общем, это утомительно. Так можно, или нет?

— Нельзя, — покачала головой сказительница. — Это бессмысленное действие.

— Почему? — прищурился Ит. — Есть такая поговорка: в ногах правды нет. Мы ничего не делаем, только говорим, а говорить удобнее сидя.

— Удобно может быть в любой позе. И сидя, и стоя, — возразила сказительница, и Ит тут же понял, что она попалась.

— Ну, в таком случае, я сяду, — решительно сказал он. — Раз удобно и так, и этак, то я пока что посижу.

Он сел по-турецки на тропинку, и посмотрел на сказительницу снизу вверх. Та, помедлив, опустила взгляд.

— Так вот, на счёт вопроса, — Ит помедлил. — Вопрос, получается, следующий. Удалось ли правителю разделаться с друзьями Тени?

— Удалось, — кивнула сказительница. — Правитель был мудр, и устроил всё так, что одних извели, а другие погрязли в распрях и усобице, и про Тень больше не вспоминали.

— Ясно. И что же, помогло ли это правителю? — спросил Ит.

— Слушай…

* * *

— Всё так же он при мне. Всё те же десять мер, и тот же взгляд, пустой и равнодушный. Всё так же сквозь него могу я видеть предметов очертанья, и всё так же он недвижим, — правитель говорил глухим, невыразительным голосом, размеренно, негромко, и вдруг Ит понял, что сказительница сейчас читает монолог, потому что правитель в этой сцене один, и разговаривает он сам с собой. — Уж времени прошло порядком, и способы различные я пробовал, их много, и разные, но ничего не вышло. Что ты хочешь? Скажи мне, что ты хочешь — дам тотчас же, лишь только ты уйди. Но… может быть, ты хочешь покаянья? Так знай, его не будет. Никогда. Уж если кто и в чём виновен тут, то точно уж не я. Зачем ты это делал? Зачем смущал умы, и что им ты пытался втолковать? Твоя идея о передаче света и вечности была абсурдной в сущности своей! Кому и что отдать ты собирался? К чему готовил малых сил, пытаясь объяснить им, что они лишь веха — и на пути к чему? Мне кажется порой, ответа ты и сам не знал. И что сейчас ты хочешь? Зачем ты здесь? Неужто ты думаешь, что я в присутствии твоем вдруг изменюсь, и буду делать что-то… но что? Что именно? Опять молчишь… А может, ты думаешь что до́лжно мне умереть, и этим от себя меня ты наконец избавишь? С чего бы? Ну уж нет, пожалуй, обойдешься… хотя в идее привлекательность и есть. В отличье от тебя я умер бы достойно, и потом, за гранью смерти, я принял бы судьбу свою такою, какая есть, и точно бы не стал стоять холодной тенью ни перед кем…

Пауза. Длительная, долгая пауза, и темнота перед глазами — Ит уже было подумал, что сейчас он снова окажется на тропинке перед сказительницей, но нет, монолог продолжался.

— Ведь кто ты был? — спросил правитель, и в голосе его послышалась вдруг злость. — Презренный раб, ничтожество, как все, тебе подобные. Не боле, чем пыль! Вас миллионы, были, есть, и будут, предназначенье ваше просто, век короткий, и вы не остаетесь ни в памяти друг друга, ни в легендах, ни в сказках, да нигде! Вы были — вас и нет, и вас никто не помнит. Вот как тебя сейчас. Тебя, дружок, забыли! Да, ты пропал, исчез, растаял, и тебе нет более в умах народа места! Нет, и не будет боле никогда! Нет больше ничего — ни света, ни преддверья, ни вечности, ни символов твоих, что ты навязывал и вкладывать пытался в доверчивые слабые умы! Ты мёртв, ты погребен, ты замолчал навеки!

Правитель кричал, но