Новые Боги: Темный культ - MeCat

же, что было, когда ты отправлялся назад. Это константа. Единственное, на что мы никогда не пробовали влиять – момент нашего становления Богами. Это слишком рискованно. Одна ошибка – и путешественник во времени будет попросту стерт собственными действиями. Однако, мы здесь и не для этого. Мы пришли посмотреть. На тебя. На вас.

Мы снова переместились. Теперь мы были на улице. Дождь. Здание корпорации.

-Мои дни до "Пробуждения" были наполнены серостью и унынием. – Голос казался почти меланхоличным. – Будь я шестнадцатилетней девочкой с синими волосами, то я бы задумался о суициде. Ни вечеринки, ни трата родительских денег, ни путешествия не могли поднять мне настроение. Задумавшись о своей жизни и поступках в прошлом, пытался исправиться, помогать людям. И что получил? Презрение и непонимание окружающих. Какой смысл помогать людям, которые на доброту отвечают злостью?

Мы стояли в темноте. Я видела себя. Себя молодую. С пистолетом в руке.

-Апогеем стало покушение на меня. – Голос Ктулху был спокоен, наблюдателен. – Будь это кто-либо из конкурентов отца или обычные отморозки – всё бы прошло буднично и не смогло вызвать эмоций. Но поздно вечером, выходя из главного офиса фирмы, я был встречен. Своей бывшей девушкой. Алисой. Тогда, кажется, в уже далёком прошлом, мы даже хотели обручиться. Но её характер и привычки... – Я чувствовала, как его взгляд скользит по мне. – Поставили крест на возможной свадьбе. Удивительно, но я был ужасно рад встретить Алису. Мелькнула мысль: "Вот он, мой шанс наладить свою жизнь, обрести счастье". Кинувшись её обнять, я был остановлен. Ударом ножа в сердце.

Я видела это. Опять. Своими глазами. Своими руками. Боль, которую я причинила.

-Удивительно. Такая хрупкая девушка. И такой сильный удар. – Голос был бесстрастен. – Перед потерей сознания мои глаза зацепились за упавший рядом телефон. На экране горела дата.

Мы приблизились к телефону. Я видела цифры. 00.00 Понедельник, 7 сентября.

-Скажи, Алиса, – голос Ктулху вернулся в мою голову. – Ты слышишь? Чувствуешь? Сейчас ты должна была пережить всё то, что испытывала в момент моего убийства. Страх. Решимость. Отчаяние. Теперь ответь на вопрос. Зачем мы здесь?

-Я… Я беременна? – Внезапная мысль. Ощущение.

-Да. – Голос был утвердительным. – И срок даже для аборта уже не лучший. Ты бы родила ребенка. Моего сына. Не стань я Богом в ту ночь.

-Но... почему? – В голове не укладывалось. – С тех пор прошло очень много лет! Почему же я не родила? Даже признаков беременности не было!

-Как и мой отец, мать, да даже дальние кровные родственники – они много получили от родства с Богом, от моей силы. Ребёнок в этом плане ещё более интересен. Он стал богом. Ещё не родившимся Богом. Зачатым в тот миг, когда я стал... этим. Чтобы он родился, нужно много веры. Очень много энергии. Но мне он не нужен. Этот ребёнок. Теперь лишь помеха. От него больше проблем, чем пользы.

В этот момент, стоя в моей собственной памяти, в прошлом, я услышала. Не голос Ктулху. Не голос Максимилиана. Я услышала... стихи. Знакомые. Из моего детства.

Был вечер музыки и ласки, Всё в дачном садике цвело. Ему в задумчивые глазки Взглянула мама так светло! Когда ж в пруду она исчезла И успокоилась вода, Он понял — жестом злого жезла Её колдун увлёк туда. Рыдала с дальней дачи флейта В сияньи розовых лучей… Он понял — прежде был он чей-то, Теперь же нищий стал, ничей. Он крикнул: «Мама!», вновь и снова, Потом пробрался, как в бреду, К постельке, не сказав ни слова О том, что мамочка в пруду. Хоть над подушкою икона, Но страшно! — «Ах, вернись домой!» …Он тихо плакал. Вдруг с балкона Раздался голос: «Мальчик мой!» В изящном узеньком конверте Нашли её «прости»: «Всегда Любовь и грусть — сильнее смерти». Сильнее смерти… Да, о да!.. (Марина Цветаева — Самоубийство)

И я ответила. Тоже стихами. Гумилёва.

Есть так много жизней достойных, Но одна лишь достойна смерть, Лишь под пулями в рвах спокойных Веришь в знамя господне, твердь. И за это знаешь так ясно, Что в единственный, строгий час, В час, когда, словно облак красный, Милый день уплывет из глаз, Свод небесный будет раздвинут Пред душою, и душу ту Белоснежные кони ринут В ослепительную высоту. Там начальник в ярком доспехе, В грозном шлеме звездных лучей, И к старинной, бранной потехе Огнекрылых зов трубачей. Но и здесь на земле не хуже Та же смерть — ясна и проста: Здесь товарищ над павшим тужит И целует его в уста. Здесь священник в рясе дырявой Умиленно поет псалом, Здесь играют марш величавый Над едва заметным холмом. (Николай Гумилев — Смерть)

Забавно. Когда-то наше знакомство с Максимилианом произошло под эти строки. Теперь же...

-Прости.

Всё исчезло. Прошлое. Стихи. Осталась только боль.

Смерть Алисы Пфальцской

POV Ктулху

Монастырь встретил меня вспышкой боли в новом теле. Чёртов Белвуд. И его дружок маг. Они пытались "изгнать" меня из тела Максимилиана. Жалкие потуги. Возвращение в настоящее время из путешествия по своим воспоминаниям требует высшей степени сосредоточенности. Забавно. Каждый из Богов пытался что-либо изменить в прошлом. Остановить свою "смерть", изменить ход войны, предотвратить Пробуждение других. Но история всегда приходила к изначальному пути. Будь ты хоть трижды Бог, что бы ты ни менял, история оставалась неизменной. Единственное, на что мы никогда не пробовали влиять – момент нашего становления Богами. Это слишком рискованно. Одна ошибка – и путешественник во времени будет попросту стёрт собственными действиями, создав парадокс.

Однако, пора было пообщаться с незваными гостями в моём новом убежище.

-Алиса, что с тобой сделала эта тварь? Блять, Алиса, отвечай мне! – Белвуд всё ещё пытался дозваться до своей подруги. Стоял надо мной, над телом Максимилиана. Не осознав, что это тело уже полностью в моей власти. А от его "несчастной" Алисы, той, что он знал, не осталось и следа. Зато эта самоуверенная пародия на мага о чём-то догадывается. Заклинания, что он читал, призваны были заставить вселившегося демона показать своё истинное лицо. Жаль, что я не демон. А Бог. Которому, в каком-то смысле, и молятся все маги этого мира, прося сил и знаний.

От всей абсурдности ситуации, от их непонимания, меня начало сотрясать от смеха. Низкого, рокочущего. Исходящего