Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош

Тень Нацуами кивнула, дрогнув пятнышками невезения вдоль контуров:

– Непременно.

На этот раз от дикого дождя несло слизью. Густой, вязкий, радужно переливающийся, он падал на землю не каплями, а тянулся из какой-то прорехи в небе, словно кто-то лил на Оногоро слюни. Длинные слизистые тяжи повисали между башен склизкой завесой, которую Хайо по дороге к театру Син-Кагурадза раздвигала с помощью зонтика.

Про́клятые ею репортеры так и не вернулись, а их коллеги основательно поредели числом. Так что она беспрепятственно направилась к Сливовой двери, которую перед ней любезно распахнул рабочий сцены:

– Убедите Китидзуру Кикугаву отменить последний спектакль.

– А не то что?

– У Кикугавы спросите. Он знает. – Хайо бесцеремонно сунула в руки озадаченному рабочему пакет талисманов и удалилась.

На следующий день она повторила то же самое: пакет с талисманами, сообщение, – но безрезультатно.

И еще один день прошел точно так же. Дикий дождь перестал, после него в воздухе сохранилась непривычная досадная прохлада: у Хайо изо рта шел пар, на верхушках башен вилась жемчужная дымка. Авиация в воздух не поднималась. Представители Онмёрё старательно убеждали общественность, что делают все возможное для определения меток и прогнозирования, не объясняя при этом, чем именно занимаются.

Когда Хайо подходила к Сливовой двери, ее вдруг окликнул кассир:

– Хакай-сан?

Он передал из-за стойки конверт из белой шелковистой бумаги, совершенно не похожий на привычные голубые конверты из вторсырья.

– Это от Китидзуру-сан. И большое вам от всех спасибо за талисманы – за последние пару дней случилось всего несколько мелких неприятностей. Вы нам очень помогли!

– Я рада. – Хайо приняла конверт, точно зная наперед, что́ в нем лежит и какое решение принял Коусиро. – Передайте благодарности господину Китидзуру.

Она вскрыла конверт дома, когда Нацуами и Мансаку вернулись к обеду. Они ходили в Минами-Канда, в храм Волноходца, проведать Токифуйю. Он был ровно в том же состоянии, в котором Хайо и Нацуами оставили его в прошлый раз: все еще полупрозрачный, весь в цветных разводах яшиори, погруженный в глубокий сон.

Если Авано Укибаси сказала правду, то Хайо в целом теперь понимала, почему Волноходец решил убрать Токифуйю с дороги. И все же его как будто шокировало такое погружение Токи. Может, он не знал, что у Токифуйю зависимость и что он нырнет в Межсонье на такую глубину. Может, он просто хотел обезвредить Токифуйю всего на несколько дней, а не насовсем. Этих нескольких дней ему хватило бы, чтобы разобраться с неудобными уликами в храме Токифуйю.

Вопрос в том, почему Волноходец до сих пор ничего не предпринял. Токифуйю уже неделю как нейтрализован. А может, и предпринял – просто никто ничего не знает, даже Авано Укибаси.

Хайо, однако, так не казалось. Пока что головоломка не складывалась.

В конверте лежали билеты на последнее представление Коусиро. На билетах был изящно отпечатан парящий мост, повторяющий изгиб фамильного герба Укибаси, и элегантно сплетающиеся серебристые линии, похожие на волны.

В приложенном письме значилось:

В этой семейной ложе сидел бы Дзун. Он был бы счастлив знать, что там окажутся его друзья, которые вместо него поддержат меня во всех начинаниях.

– И его не переубедить? – поинтересовался Нацуами, когда Хайо отодвинула билеты и положила конверт на середину стола. – Может, я закажу тебе немного невезения для Коусиро? Перелом ноги, допустим?

– То невезение, которое могу ему устроить я, – ерунда по сравнению с тем, которое уже его настигло. Разницы не будет. — А другие варианты есть? Хайо уронила голову на руки, задумалась, но на ум ничего не пришло. – Без толку. Коусиро хочет танцевать, так что мы пойдем смотреть танец этого твердолобого утырка.

Мансаку заскрежетал зубами:

– Ага, в ожидании, что на всех нас в любой момент может свалиться изрядная доза невезухи. У нас будут лучшие зрительские места!

– Я думаю, лучшие места будут у Авано Укибаси и Волноходца, – заметил Нацуами. Вдруг в дверь постучали, он поднял взгляд: – Это что, монах Забвенника?

За плексигласовыми вставками в двери виднелся обширный и высокий силуэт крупного «монаха», статус которого подтверждался перекинутой через плечо гэса и висящими на груди четками.

Это несомненно был Хатамото Яэмон, несмотря на закрывающий лицо плетеный шлем. Он поклонился, когда Хайо открыла дверь:

– Хайо-сан, вот мы снова и встретились!

– Что тебе нужно?

– Не «что», а «кто». – Хатамото ткнул пальцем в направлении комнаты, потом согнул его и поманил: – Мансаку-сан! Ямада Ханако просит вас прямо сейчас оказать ей помощь, как вы договаривались.

– Но у нас билеты в театр! Ханако-сан не может подождать день-два? – Мансаку покачал головой и встал. – Я надеюсь, она это хотя бы компенсирует.

– Несомненно.

– Мансаку-сан… – Нацуами тоже поднялся и протянул руку к Мансаку. – Кто этот человек? Почему ты вздрогнул, когда он тебя позвал?

– Тсс, не заставляй меня краснеть. Я дернулся непроизвольно, знаешь, как мертвые лягушки иногда.

Нацуами нахмурился, обернулся к Хатамото:

– Мы как будто встречались раньше.

– С вами? Нет, молодой человек! У вас очень примечательная… прическа. Я бы вас точно запомнил. – Хатамото нервно рассмеялся, и тут Хайо поняла, зачем монах надел шлем. Он прятал лицо от Нацуами.

– Все в порядке, Нацу-сан. Хайо в курсе. Просто небольшая задачка, вот и все. – Мансаку судорожно и глубоко вздохнул, повязал шейный платок и повернулся к Хайо. – Возвращайся невредимой. И без приключений.

У Хайо пересохло в горле.

– Ты тоже.

– Это касается вас обоих, – добавил Мансаку, глядя на Нацуами. – Надеюсь, вас не зашибет везением Коусиро. И не изувечит.

Нацуами ответил легким поклоном. Мансаку надел свои гэта, Хайо отошла в сторону, чтобы пропустить брата, а Хатамото почтительно кивнул облаченной в шлем головой.

– Сюда, пожалуйста, Мансаку-сан, – сказал он. – Знали бы вы, насколько богам проще делать свое дело, когда люди проявляют такую сговорчивость.

Двадцать два

新神楽

Прежде танец кагура означал, что исполнитель призывает к себе богов, чтобы они вошли в него и танцевали так, словно сам танцор – их костюм.

Из брошюры «Не волнуйтесь, они вас не убьют, пока вы сами об этом не попросите: руководство по сосуществованию с земными божествами»

Пространство между Айрис-Хилл и Син-Кагурадза было заполнено солнцелетами, пришвартованными тут и там, – словно стая огромных морских птиц искала место для гнездования. В вечерних сумерках разносилось эхо шипения водородных жил и потрескивания надувающихся дирижаблей: весь остров в последний раз торжественно собрался в Син-Кагурадза ради финального спектакля Китидзуру Кикугавы.

«Люди многим рискуют ради этого “последнего раза”», – подумала Хайо, взбираясь по ступеням. Зрители вокруг нее несли в руках сертифицированные Онмёрё зонтики от дикого дождя, вглядываясь в небо – оно впервые за множество вечеров было совершенно чистым и оттого тревожило сильнее.

– Только погляди на них, – сказал Нацуами. Нижняя половина его лица была закрыта вуалью-полумаской. – Несмотря на предупреждение о невезении, они все равно пришли посмотреть на Коусиро.

– И это большая удача, – отозвалась Хайо. – Многие любят проверять собственную везучесть. Люди с натурой игрока.

– Адотворцы Хакай? – уточнил швейцар, проверив билеты. – Сюда, пожалуйста.

Он проводил их по тихой неприметной лестнице, расположенной в стороне от толпы, в небольшую нишу, пахнущую натуральным полированным деревом, с которой открывался вид прямо на сцену.

– Хакай-сан? – услышала Хайо, едва успела сесть. Она повернулась влево и вздрогнула от неожиданности. В соседней ложе сидела Авано Укибаси, причем одна. Ее серый шелковый наряд переливался чистейшим жемчужным сиянием. Она складывала кружевные перчатки в сумочку, украшенную серебряным шитьем.

Авано улыбнулась, учтиво склонив голову, Хайо ответила тем же.

– Какая удача. Видимо, у нас есть эн.

– Наверное.

– Моя капля у тебя с собой?

– Да. – Чернильница Нацуами лежала у Хайо в поясной сумке.

Ложи разделяли только узкая стена