Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош

с собой катасиро. – Полевица протянула руку. На ногтях блестел алый лак. Вокруг запястья красовались бриллиантово-белые чешуйки, уходящие в коричневый рукав. Бронзовые нити ткани отражали свет софитов. – Дай ее мне.

Нацуами прижал куклу к себе:

– Боюсь, я не могу этого сделать, госпожа.

– Он больше не человек, которого может спасти куколка. – По спине Хайо пробежала волна холода. – Если хотите, чтобы в следующие три минуты погибло как можно меньше людей, делайте что говорю. Быстро!

– Отдай катасиро, Нацуами, – велела Хайо.

Колокол хрустнул.

Нацуами протянул катасиро. Полевица выхватила куклу из его руки:

– Приготовьтесь.

Флейта захлебнулась. По залу прокатилась силовая волна, запахло летним зноем и травой, и катасиро Нацуами, превратившись в горсть желтого зерна, посыпалась сквозь пальцы Полевицы прямо на пол.

Веревка колокола щелкнула, дернулась, заискрилась на конце.

В следующую секунду с оглушительным треском колокол вместе с сидящим внутри Коусиро полыхнул пламенем.

– Нет! – заорал Нацуами, схватившись за перила ложи, словно собираясь спрыгнуть.

– Стоять! – скомандовала Полевица. – Стоять, если хочешь ему помочь. Он сам к вам подойдет.

Актеры и музыканты разбегались со сцены, бросая Коусиро гореть внутри колокола. Огонь поднимался до самого потолка, полз по веревкам, рвал на части кулисы, грыз проходы. Жар заполнил зал, зрители бежали к выходам, подгоняемые сигналом тревоги.

Рассыпанное Полевицей зерно зашевелилось. Из пола ложи потянулись молодые рисовые ростки. Боковым зрением Хайо видела их радужное мерцание – защитные чары, сдерживающие дым, огонь и разрушение театра. Свежая поросль поползла вниз по залу, укрывая бегущих людей.

– Готовьтесь! – строго предупредила Полевица.

Колокол раскололся изнутри, по сцене застучали разлетающиеся обугленные деревяшки, и, словно птенец из яйца, показался Коусиро.

Его глянцевое одеяние пылало. Волосы посветлели до бледности первоцветов. Глаза сияли золотом. Он был настолько прекрасен той дивной красотой молодого месяца, что несколько человек замерли среди сгущающегося дыма и наступающего огня. Он открыл рот – и даже со своего расстояния Хайо увидела золотые клыки в черных деснах.

«Демонический голод – это миллион зубов, рвущих тело на части» – так той зимой сказала ей демоница в Коура, улыбнувшись такими же золотыми клыками, пока снег падал на ломающиеся с древесным треском кости и суставы.

– Что с ним случилось? – в ужасе прошептал Нацуами. – Что он такое?!

Коусиро окинул взглядом зал. Несколько отставших зрителей обернулись, и тут он спрыгнул со сцены, легко, по-птичьи приземлившись на спинку сиденья.

Он остановился лицом к лицу с одним из музыкантов, который не шелохнулся, даже когда Коусиро схватил его за волосы.

– Я вижу их. – Голос звучал театральным шепотом, но все равно достигал ушей Хайо сквозь треск огня и хруст стен. Тем же голосом говорила демоница из ее деревни. – Вижу богов за вашими спинами. Так явно! Но теперь я могу сделать им больно. Всего лишь сделав больно вам!

И он сорвал голову музыканта с его шеи.

Из порванных сосудов хлестнула кровь, и, словно очнувшись ото сна, оставшиеся зрители вскочили, завопили и бросились бежать.

– Его демоническая суть заключается в том, чтобы направлять боль жертв на их богов-хранителей, – объяснила Полевица.

– Демоническая? – Голос Нацуами задрожал. – Вот кем он стал?

– Хайо Хакай, – сказала Полевица, когда Коусиро отложил в сторону голову музыканта – обглоданную до костей – и стал оглядывать помещение в поисках новой добычи. – Ты явилась на Оногоро, выжив после нападения демона. Уверена, ты знаешь, что делать.

– Тоже мне богиня! – огрызнулась Хайо, и, услышав ее голос, Коусиро поднял на нее черно-золотые глаза и прыгнул.

Он приземлился на балконе ложи и скрючился, сгруппировался – как тем утром, на перилах моста.

– Коусиро… – пробормотал Нацуами.

Губы Коусиро разошлись, открывая черные десны.

И едва покрытый длинными шипами язык демона показался из пасти, Хайо крепко схватила его и дернула, повалив Коусиро на пол, выстланный рисовыми побегами, которые щекотали ее голени.

Коусиро забился, сверкая черно-золотыми глазами и царапая когтями рис. Хайо намотала его язык на кулак. Она все пыталась навалиться на него, но Коусиро выскальзывал. Из ее рваных ладоней вдоль шипастого языка бежала кровь и падала прямо в пасть демону.

Нужно было хоть на секундочку его угомонить.

– Нацуами, помоги!

– Я? Но что я…

Коусиро дернулся в сторону Нацуами, и в мгновение ока та самая спокойная настороженность, лежащая так близко к поверхности, снова взяла верх.

Два удара – и сломанные руки Коусиро уже безвольно прижаты к полу коленями Нацуами, голова зафиксирована на досках.

Нацуами заморгал:

– Но как…

– Не шевелись! – Хайо вцепилась в горло Коусиро, чтобы он не вырывался, и ждала, когда кровь с ее пальцев затечет в его рычащий рот. – Еще чуть-чуть.

Горячий ветер всколыхнул и поднял длинные волосы Нацуами, закрывая лицо Хайо, и потому она не увидела, как глаза Коусиро истекли золотым и черным. Она только ощутила эту перемену – когда шипы на его языке втянулись.

Рисовые побеги чар Полевицы окутали их. Хайо разжала руки. Коусиро закашлялся, захлебываясь.

– Восхитительно, – с одобрением проговорила Полевица. – Временное возвращение демона в прежнее сознание. Просто неслыханно.

– Хайо Хакай? Нацу-сан? – Коусиро в полной растерянности посмотрел на нее, потом на Нацуами. – Что случилось?

– У нас мало времени. Прости, Коусиро, но это не навсегда. – Хайо обернулась к Полевице. – Помоги нам! Выведи нас отсюда, пока тут все не сгорело!

– Даже адотворцу не стоит раздавать богам команды. – Глаза Полевицы яростно сверкнули под черной вуалью шляпы. Маленькое лицо, сияющий взгляд, крошечные алые поккури-гэта – она в точности соответствовала описанию Мансаку. – Но на этот раз я тебя прощаю. Аномалия и демон пусть идут за мной. Двигайтесь строго по моим следам, и все будет хорошо.

Внезапно Хайо обнаружила, что Полевица обхватила ее руками и укрыла от огня развевающейся черной накидкой. Шла Полевица каким-то совсем уж медленным черепашьим шагом, скользя своими гэта по полу, от чего подошвы оставляли светящиеся следы. Следы эти были Хайо незнакомы и не похожи ни на один известный ей талисман или символ, ни на один рисунок из бабушкиных рукописей. Знаки улетучивались из памяти, едва Хайо успевала их разглядеть.

Еще шаг, скольжение, движение – и вот они вышли из ложи и оказались в фойе.

Театр рушился.

Рассыпая снопы искр, обваливались куски потолка. Хайо наконец ощутила иссушающий жар пламени. Нацуами крепко держал Коусиро и вел его строго по следам Полевицы.

Еще шаг. Миновали фойе.

На площади с разинутыми ртами стояли люди, вперив взгляды в фасад Син-Кагурадза. Баннеры с рефлексографиями горели и трепыхались на ветру. Послышался низкий гул, потом хлоп – сорвалась водородная жила, удерживающая солнцелет; тот качнулся, поймал язык пламени и взорвался.

Полевица же сделала еще шаг и рухнула в бездну между двух башен.

* * *

Они летели вниз, а огромные зеркала неслись мимо алмазными лентами, отражая оранжевое сияние освещающего башни пожара. Полевица приземлилась на самую верхушку бамбукового стебля, и по ее велению тот медленно склонился к земле, коснувшись лесной почвы. Меж других стеблей сновали голубые призрачные огоньки, оставляя в воздухе длинные отблески.

– Это Нулевой уровень, самый нижний, дно Оногоро, здесь в тишине и покое собираются затерянные души. – Полевица поставила Хайо на ноги. Между башнями носилось эхо водородных взрывов. – О том, что здесь происходит, никто ничего не узнает. Занимайся демоном как посчитаешь нужным. Я за вами присмотрю.

Она исчезла, и Хайо ощутила на своей шее свивающуюся петлю чего-то тяжелого и мускулистого. Краем глаза она заметила белую змею.

– Давай.

Хайо поспешила к Нацуами. Он приземлился неподалеку, с Коусиро в объятиях, но едва выпрямил спину, как перехватил Коусиро покрепче: одной рукой за шею, словно придерживал ядовитую змею, а другой – за оба запястья.

Коусиро снова становилось хуже, глаза наливались золотым и черным, волосы выцветали. Нацуами беспомощно смотрел на приближающуюся Хайо.

– Держись. – Она