Барин из провинции - Дмитрий Валерьевич Иванов

— На, вымогатель, — проворчал я, наскребая копейками искомую сумму по карманам.

Утренняя Москва приятна. Воздух свеж и не пахнет пылью, а разносчики разной снеди и продавцы мелочей ещё не заполонили улицы. Книжные лавки тоже закрыты — и, стало быть, толп пока нет. На Никольской, пока я шёл к Старо-Никольской аптеке, специально считал: пять книжных лавок! Да в моё время, в будущем, меньше будет — и книжек, и лавок, и читателей. Кстати, заметил, что в основном молодёжь по нашим книжным лавкам ходит.

Здание аптеки было двухэтажным со свежеоштукатуренным фасадом. Над входом висела вывеска с латинским названием, а сбоку — чаша с ползущей змеёй, символом врачевания.

«А ведь она тоже может так рано быть закрыта», — поздновато спохватился я, разглядывая кованую чашу вывески.

— Господин, мы закрыты, но если что-то срочное — обслужу, — слышу голос сбоку из небольшого садика.

Я обернулся и слегка оторопел… На меня смотрел Конрад Карлович Михельсон, он же предводитель уездного дворянства Воробьянинов, он же «отец русской демократии», он же… Киса.

Ну, один в один Анатолий Папанов, только в декорациях середины XIX века: в чепце, сером аптекарском переднике и аккуратно подстриженными усами.

Похоже, немец. Ведь обратился этот каналья ко мне на немецком! Словно мы тут все их лающий язык знать должны. Но проглатываю ненужное поучение и спрашиваю:

— Да у меня, понимаете ли, высыпание на неприличном месте. Хотелось бы средство какое прикупить… Слышал, у вас «нефть белая» имеется — с Кавказа вроде как привозят?..

Аптекарь смерил меня взглядом, в котором читалось: «Да вы что, сударь, прямо с дороги и про интимное?», но промолчал.

— У вас рецепт имеется? — осведомился он суховато. — Не советовал бы самолечением заниматься. А коли уж решились — берите средства проверенные, одобренные. Впрочем…

Тут он слегка оживился, явно собираясь покрасоваться своими познаниями передо мной.

— Но если хотите — продам. Оно и впрямь помогает. Только вы, сударь, неправильно изволили выразиться. Не «нефть», а — «нефтяная смола». О ней, между прочим, ещё Марко Поло упоминал, хотя, увы, трудов научных нет. Но, по словам купца, что товар сей из Нафталана привозит — местные жители употребляют это средство от всяческих хворей. Так что… — он развёл руками, — на свой страх и риск — извольте.

Нафталан! Ну конечно, слыхал я про него в будущем — и совсем не то, что мне надо. Нет там ни бензина, ни керосина в составе, зато много ароматических углеводородов, смол и прочего.

— Ах да, нефть… вспомнил! — хлопнул вдруг себя по лбу немец. — Я на рынке видел, у красильщиков. У меня её не бывает… Ежели боле ничего не надо, сударь, тогда позвольте… буду к открытию готовиться.

И добавил, крикнув мне уже в спину:

— Вам надобно на Сретенку. Там видел. Где — уж точно и не вспомню.

Иду назад. Где эта улица, которая ещё не стала рынком, я знаю — проезжал пару раз. Отсюда, прикидываю, километра полтора пёхом. Но чем нанимать извозчика, лучше прогуляюсь. Да и путь простой: сперва до Лубянской площади, потом свернуть на Мясницкую, там уже рукой подать до Сретенки… Смотри-ка — уже неплохо разбираюсь в местной географии!

И ведь нашёл я, что искал! Правда, не у красильщиков, как предлагал аптекарь, а в кузнечной мастерской. Для чего она им? Для промывки? Смазки? Хрен знает. Но продали ведро за два рубля.

Тимоха говорил, видел дешевле, но не буду же я с целью экономии, скажем, какого-нибудь рубля, полдня на поиски убивать? Хотя, конечно, дороговато. Для сравнения: ведро подсолнечного масла нынче полтора-два рубля стоит, хороший спирт — до четырёх. А работяга, вроде вчерашнего плотника, весь день вкалывать будет за двадцать, ну тридцать копеек максимум.

— Всё-таки не выкинул ты свою идею… — кислым голосом умирающего произнёс болеющий с похмелья Степа, после того как сунул нос в деревянную бадью с редким продуктом. Я литров двенадцать притаранил!

— Она нас озолотит! — фыркнул я, хотя внутри особой уверенности не было.

Да, нефть есть, но керосин как из неё сделать? Была слабая надежда, что белая нефть — она ж и есть керосин… Но увы: белой нефти нигде нет. Ни в аптеках, ни у красильщиков, ни в кузне. Ладно, буду пытать языка.

— Перегнать? Идея интересная, не новая, разумеется. Вот если сделать разделение фракций… — нудил себе под нос Степа, разглядывая мой корявый рисунок самогонного аппарата.

— Железный котёл, герметично закрытый медной крышкой… Так… — бормочет Стёпа — Через крышку идёт трубка-змеевик — тоже разумно. Кстати, куб лучше вмазать в кирпичную печь: снизу огонь — дрова аль уголь — и идёт нагрев. Змеевик пропустить сквозь бочку с холодной водой, для охлаждения и конденсации паров, а конец трубки — в приёмный сосуд… Всё верно. Примерно так делают, когда спирт гонят. Или скипидар. Ну, там размеры и материалы иные, конечно.

— Ну? — нетерпеливо спрашиваю я замолчавшего вдруг товарища.

— Что «ну»? Сделаем, попробуем. Сразу же печь ставить не надо… Ой, что ж так голова болит? — нехотя соглашается неумелый алкоголик, которому, как я понял, пить нельзя.

Уж очень он много историй рассказал про себя, пьяного. Из них счастливой, пожалуй, была всего одна: по пьяному делу развлекся он как-то с актриской столичного театра, причём не в одиночку, а в компании какого-то товарища по учёбе. И то, на мой взгляд, счастье было не в полученной интимной близости, а в том, что он после этого ничего не подцепил.

Ведь презервативы, а точнее, как их здесь называют «футляры», нынче дороги — до рубля штука! Это те, которые делают местные аптекари из кишок овечьих или бычьих, ну или из ткани. Ручная работа! Есть, конечно, и привозные, заморские, с инструкциями и даже картинками, но те ещё дороже. Прямо предмет роскоши.

Слово «кондом» моему информатору не знакомо. А тем более — «презерватив». Понятное дело, что те, кто берут проституток по пятнадцать копеек за час, на футляр и смотреть не станут. Лучше вина докупить на эти деньги. А вот среди военных, да… мнение хорошее бытует об этих изделиях.

Продаются они в основном в аптеках. На прилавке, разумеется, этакая гадость не лежит — продукт, так сказать,