Либеллофобия - Н. Мар

— Всё равно распределят к солдатне, раз сбежала, — процедил он напарнику.

— Я потерялась.

— Рот закрой.

Мне развязали ноги, чтобы приволочь в штабной контур. Там долго толкали по коридорам, пока эзеры искали какой-то «ёрль», спрашивая его у каждого встречного. Наконец им, видимо, отсыпали этого самого ёрля, и обрадованные, эзеры потащили меня в филармонию. Да, я не ослышалась. В филармонию.

Ёрль нашёлся в актовом зале. Из концертного он превратился в спортивный: инструменты, пюпитры и бархатные стулья разнесли по углам. Свет был приглушён, пахло старым деревом, магнезией и рабочим потом. В углу на огороженном плазмой ринге боролись двое, покрикивал тренер, а в центре зала рыжая девушка лупила кожаный мешок. Конвоирам приказали ждать, пока офицеры закончат тренировку. Меня толкнули спиной на резные перила, украшавшие подмостки.

По периметру зала тренировались другие эзеры. Часто они останавливались, чтобы глянуть в угол, на ринг, и отпустить шутку или похлопать, когда борцы выкидывали слишком рискованный трюк. А те рвали и метали не на жизнь, а на смерть, как две кошки в одном мешке. Что ж, бессмертные эзеры могли себе позволить и такую вольность. Мелькали обрывки потных борцовок, песок из-под ног и красные капли. Вокруг ринга ходил дикобраз на двух лапищах и подметал землю игольчатым хвостом. В лапе сверкал электрический хлыстик, которым дикобраз огревал то одного, до другого борца. Если это чудище распределяло рабов, ничего хорошего меня не ждало. Кто-то начал выкрикивать ставки, и через минуту весь зал уже собирал мелкие деньги. На стене начертили мелом:

ИНФЕР — БРИТЦ

И закорючки счёта.

У меня сердце зашлось: те двое в безумном клубке — рой-маршал и капитан вереницы. Я предполагала, что мне, вероятно, не повезёт, но не с самого же начала! Только кто есть кто? Оба в спортивных брюках и кроссовках, вот только… Кроссовка чёрная, зелёная, опять чёрная — и рыжая. Сколько же у них ног? Клубок бесноватых тел развалился на миг, чтобы сцепиться с новой силой. Оба высокие, длинноногие. Только черноволосый был явно сильнее. Массивнее и мощнее. Я окрестила их «белобрысый» и «чёрный». Белобрысый суше, жилистей. С таким рельефом он мог бы позировать в анатомическом зале, но не драться с медведями вроде этого. Чёрный сцапал противника и шмякнул о ринг. Из-под лопаток белобрысого завился густой дымок: показались кончики крыльев.

— Нет! — рявкнул ёж и так приложил хлыстом, что я невольно моргнула. На спине блондина остался жжёный след. Значит, по правилам нельзя было выпускать крылья. Удар! — и лапы нельзя тоже. Белобрысый уступал, сбивал дыхание. За последнюю минуту ёж огрел его ещё дважды, и я подумала: не иначе это Инфер, а тот чёрный медведь, на которого ставят офицеры, — и есть Кайнорт Бритц. Ему почти не доставалось от ежа, хотя он тайком выпускал жвала и лапы. Я видела. Но если на чёрного ёж только покрикивал, то его противника неминуемо настигал хлыст. В конце концов чёрный заломал белобрысого, зажал его горло в замок и принялся душить.

Ещё попытка выпустить жвала — и опять хлыст. Тут только я заметила, что на блондине кроссовки разного цвета: одна зелёная, другая рыжая. Тем временем он покраснел, посинел, побледнел, захрипел и закатил глаза. Тогда ёж махнул рукой и отступился от бойцов, спрятав кнут за спину. Чёрный не двигался ещё минуту для верности. Но белобрысый валялся, как рваная тряпка. По залу прокатился гомон, началась раздача выигрышей.

И тут… почти никто не уловил момент — миг! — когда это произошло. Блондин не выпускал ни дыма, ни лап, но вдруг извернулся и оказался на ногах позади противника. Оглушающий удар по шее, за ушами — и чёрный покачнулся от боли. Пальцы белобрысого вцепились ему в горло и смачно дёрнули. Я зажмурилась. Фу: на моих глазах только что сломали чью-то трахею. Новый звук был ещё гаже, и я не могла, чёрт возьми, не взглянуть.

Белобрысый просто вырвал кусок трахеи из горла чёрного. Рыжую девчонку у груши чуть не стошнило… а мне повезло не обедать. В зале возбуждённо галдели, а ёж аплодировал.

— Думаешь, в следующий раз тебе повезёт?

— С ним — нет, — просипел блондин и небрежно кинул кусок трахеи на труп. — Но в реальном бою у меня каждый раз новый противник.

— Логично. А ты не переборщил? — ёж покосился на красную лужу под убитым.

— Нет.

Ёж бережно поливал песком, пока победитель, наклонясь над зыбом, кашлял и смывал кровь. У него опухли запястья и шея там, где сжимал чёрный. Но даже издалека он просто светился довольством. Будто не убил товарища пару минут назад.

— Что ж, — тренер подал ему пушистое полотенце, окончательно превратившись из цепного пса в доброго дядюшку. — В итоге уже сносно. Сносно.

— Спасибо.

— Но всё равно так-то ещё безобразно. Бе-зо-браз-но.

— Спасибо.

Ёж возился над телом побеждённого, когда его окликнули конвоиры. Колючий только мазнул по мне взглядом и огрызнулся: «Не видите? Не до вас». Я приготовилась ждать. Тем временем белобрысый бросил ежу: «Я займусь» и направился к нам. Пока его невозможные кроссовки шуршали по залу, я молилась, чтобы это был не…

— Кайнорт, чудик, я пять зерпий из-за тебя продула! — выкрикнула ему в спину рыжая, и белобрысый кивнул.

О нет. О нет. Ведь была вероятность в пятьдесят процентов, что это не он. О нет.

Он приблизился, и у меня зашевелились волосы. Конвой поджал хвосты. Заюлил, делаясь ниже и юродивей. На первый взгляд внешность Кайнорта Бритца не внушала трепета: не мрачный и не отвратительный, обычный мужчина. Высокий, складный, уверенный. Ни особых примет, ни изъянов. Но я не могла вымести из памяти, что он вытворял на моих глазах, а солдаты, верно, знали за ним куда больше. Из-за этого всякий штрих, каждая грань, любая черта — отбрасывали тень мерзости и отторжения. Длинную, ползучую, как шлейф, тень страшного злодея.

— Поймали рабыню в пустыне, — конвоир покрылся испариной. — Сбежала вчера, как ошейник надели, а ночью заблудилась.

Не стала его поправлять: язык прилип к нёбу от волнения. Кайнорт не смотрел на меня. Совсем. Он разматывал эластичный тренировочный бандаж на запястье.

— Правила те же. Сбежала — в казармы.

— Нет! — Я испугалась своего крика и начала заикаться. — Пожалуйста, нет!

Он