Фаворит. Русские не сдаются! - Денис Старый

бы, его зовут, одной рукой задушил француза на фрегате, в это время во второй руке у бойца был тесак, которым он отмахивался от наседающих врагов. Такую картину боя я за всю свою прошлую жизнь не встречал, и даже в полушутливых фильмах, например, в советской экранизации «Трёх мушкетёров», не видел.

— Бах-ба-бах! — раздались выстрелы.

Отряд Лесли вступил в бой. Значит, им сейчас не до нас. Хотя… Как раз до нас. Полковник и его солдаты встречают большую часть погони. они расстреливают французов и поляков в лодках. Жаль, но двух сотен бойцов полковника не хватало, чтобы стать вдоль большого участка берега. И уже ряд лодок, уходили от русского отряда, желая высадиться подальше.

Взглянув в сторону, где несли лейтенанта Данилова, определив для себя, что он всё ещё живой, как и двое солдат, также получивших ранения, я вновь стал подгонять отряд.

Французы и поляки, из тех, что отправились вверх по течению, в нашу сторону, минуя отряд полковника, уже стали высаживаться на берег, сразу же начиная преследование. И чем медленнее мы уходим в лес, тем больше шансов у погони.

— Выдвигаемся! Давай, братцы, давай! Лейтенант Сопотов, мы будем отставать. Ваша задача — идти вперёд с ранеными и доставить лейтенанта Данилова в лазарет! — отдал я приказ.

— Будет сделано, ваше благородие! — не задумываясь, ответил Сопотов.

А ведь он старше меня на чин. И ещё на вражеском корабле с неохотой подчинялся. Не смотря на то, что гвардейцы выше в чинах, в армии не всегда это признается. Но чин — это важно. Я хотел еще стать командиром, которому верят, доверяют.

А сейчас… Вот так и зарабатывается авторитет. Я повел людей на, казалось, безрассудную операцию, но вышло, что не зря, и бой остался за нами. Фрегат потопить!.. Это немыслимо. Но еще не все закончилось.

И всё же казна Лещинского оказывалась слишком тяжёлой. Она нас замедляла намного больше, чем переноска раненого Данилова или других бойцов. Даже один боец, раненый в ногу, и то умудрялся каким-то чудом и русским матом передвигаться быстрее, чем мы несли сундуки.

— Французы с ляхами настигают! — выкрикнул Кашин, замыкающий нашей группы.

— Как далеко? — спросил я, подхватывая один из сундуков, когда солдат, несший его с одного края, от натуги стал заваливаться набок.

«Я им, чертям, такие тренировки устрою!.. Будут у меня на горбу осадные мортиры тягать, хлюпики!» — подумал я, при этом выпучивая глаза от тяжести.

Но тянули… как те конкистадоры Кортеса. Они ограбили ацтеков. Испанцев было мало, на них нападали индейцы, европейцы гибли один за одним, но золото не бросали, упорно перли его к кораблям. Нам бы такую маниакальную жажду наживы. Может быть, чуточку больше сил теперь стало бы?

— Кашин, командуй отходом! Все штуцера отдать мне! Солдатам Данилова принять груз! — отдавал я приказ. — Золото донесите. Оставляй сержант со мной всех, кого можно, но золото донесите… Выполнять!

Сержант, было видно, что-то хотел сказать, я не дал ему этого слеоать. Мы разделились. Не было шанса всем уйти. Нас нагнали бы. Нас и так догоняли, но может уйти часть, если прикрыть людей.

Почему я остался? Да очень просто… Иначе не могу; иначе, если бы заслон смели, я корил бы себя за это. И жить дальше вот так, в конфликте со своей совестью? Нет, не хочу.

Да и время пока такое, когда офицер стоит впереди солдат, показывает им пример стойкости и мужества. Никак иначе нельзя. Не объяснишь бойцу, который уже обмочил штаны от страха, что нужно стоять насмерть, если сам будешь прятаться за стойкого, пусть и мокрого солдата.

Приказы не обсуждаются. Это Кашин знает четко. Так что он сделал все так, как было сказано. Мне передали заряженные пистолеты, штуцера, а сам отряд пошел дальше. Еще метров двести — и все, лес, там спасение. Туда вряд ли пойдут враги. А если и решатся, то частью сами потопнут в болотах. А еще, в лесу, на той поляне, где мы с Кашиным тренировались, должны быть конные солдаты. И перевес польско-французских преследователей окажется уже неочевиден.

— Мля, да где полковник? — выругался я, прицеливаясь штуцером в середину бегущей толпы.

Я был несправедлив. Отряд полковника почти не переставая стрелял в сторону поляков, все еще стремящихся переправиться на левый берег Вислы. Вот только и враг не дурак. Теперь не было одного места высадки на берег. Одна группа противника прикрывала другую. Ту, что теперь рядом, слишком рядом.

— Полковник выходит из лагеря. Идет полинейно! — под руку крикнул Фрол.

— Бах! — выстрелил я, и пуля ушла поверх бегущих голов.

Ружье лягнуло плечо так, что как бы не выбило сустав. Но нет времени прислушиваться к своим ощущениям. Нам нужно задержать вырвавшихся вперед человек тридцать, не меньше. Если дело и дойдет до рукопашной, то создать хотя бы возможность отбиваться. Пока соотношение где-то один к трем. Один изможденный, уставший русский воин к трем оголтелым, потерявшим корабль и сокровища французам и полякам.

— И все равно мы уже победили! — усмехнулся я, беря второй из пяти штуцеров.

Фрол, взявший на себя роль заряжающего, уже подхватил молоток, чтобы забивать новую пулю в ствол штуцера.

— Не надо! — сказал я Фролову и обратился ко всем: — Перезаряжать только фузеи. Два залпа и все. Больше не успеть. В штыки и шпаги, пистолеты.

И всё это я говорил под звуки марша. Вот ведь идиотизм… Полковник Лесли, люди его отряда, перли барабаны и под их бой маршировали в сторону леса. А ведь можно же и бежать! Чего я не понимаю? Не склонен считать Юрия Федоровича Лесли глупцов. Но барабаны…

— Бах! — выстрелил один из бойцов справа от меня.

Есть. Один преследователь свалился под ноги следом бегущего, и оба они упали. Да, они поднимутся, но это даёт нам необходимые секунды.

— Бах-бах-бах! — залпом ударили солдаты отряда полковника.

Издали стреляют. Они находились метрах в двухстах от бегущих на нас поляков и французов.

— Бах-бах-бах! — начали разряжать свои заряды бойцы оставленного мной плутонга.

— Н-на! — выстрелил и я из штуцера, выцеливая наиболее похожего по одежде офицера-поляка.

Есть. Пусть ему подбил ногу, но этот — уже не боец.

— Пригнись! А-а! — это уже свистели пули в нашу сторону.

Есть потери… Горевать о них будем после. Но есть и живые, должные биться здесь и сейчас, чтобы