Молот Пограничья. Книга IV - Валерий Пылаев

Когда я подошел поближе, перед моими глазами предстала картина, от которой плотный завтрак, приготовленный бабушкой, заворочался в желудке. Окажись на моем месте кто-то более впечатлительный, блины с творогом, пожалуй, тут же вышли бы обратно наружу.

От тела, лежащего в траве, осталась половина: туловище, правая рука, ноги примерно по колено и изуродованная голова клоком черных волос. Но и по ним будто прошлись гигантской теркой. Кровь уже успела засохнуть, однако вытекло ее немало — со стороны дороги по земле тянулся темный след, в конце которого валялся сапог. Похоже, бедняга-мужик прополз еще около десятка шагов перед тем, как умереть.

— Матерь милосердная! — выдохнул младший Друцкий, отворачиваясь. — Это кто его так? Упырь⁈

В ответ раздались весьма характерные звуки. В отличие от меня, Зубов не сумел удержать утреннюю трапезу в себе, и со скорбным видом отплевывался чуть в стороне, вытирая рот рукавом пижонской камуфляжной куртки.

Белозерский держался куда лучше, но тоже явно не спешил разглядывать труп. Боевого опыта у его светлости наверняка имелось в избытке, однако зрелище вроде этого он вряд ли видел так уже часто — особенно последние лет двадцать-тридцать.

Морщился даже Горчаков, проживший под боком у Тайги чуть меньше века.

И только у старшего Друцкого, похоже, оказался луженый желудок.

— Упырь? Вряд ли, — задумчиво проговорил он, опускаясь на корточки рядом с трупом. — Тварь сильная, но медлительная, а мужик молодой еще был — успел бы убежать. Да и зубы не похожи.

— Зубы? — Белозерский, наконец, сумел заставить себя подойти поближе. — Вы можете, что за тварь это сделала, Матвей Георгиевич?

— Да черт его разберет. Следов не видать. — Друцкий в очередной раз огляделся по сторонам. — Руки-ноги оторовала, в голову вцепилась. Зато живот, грудь не тронула — а упырь бы их первыми сожрал.

— Может, не голодный просто? — проворчал Горчаков. И тут же поправил сам себя: — Хотя — они ж разве бывают не голодные?..

— Что ж… полагаю, уже скоро мы все выясним. — Белозерский отступил на пару шагов и зачем-то застегнул молнию на куртке. — Но если эта тварь еще бродит где-то рядом — лучше не торопиться.

— И постарайтесь потише, судари. — Друцкий вытер ладони о штаны и поднялся на ноги. — Пойдем вдоль дороги — будет не так слышно.

Звучала идея неплохо — вот только реализация подкачала. Сотню метров мы действительно прошли почти бесшумно, но потом Зубов с грохотом споткнулся обо что-то, лежавшее в траве, и едва не упал.

— Черт побери! — выругался он вполголоса. И легонько пнул что-то носком ботинка. — Кажется, мы на месте, судари.

Коварной ловушкой оказалась самая обычная табличка указателя, которая валялась чуть в стороне от грунтовки вместе с половиной обломанного столбика. Не знаю, кто или что снесло и закинуло его сюда в траву, но удар явно был сильный — дерево треснул вдоль чуть ли не на всю длину.

— Караваево, — прочитал Горчаков, подойдя поближе. — Это здесь, Платон Николаевич? Вы знаете, сколько в деревне народу?

— Человек семьдесят. — Зубов пожал плечами. — Полторы дюжины дворов… Было, во всяком случае. Чувствуете запах?

— Что-то горит. — Старший Друцкий поднял голову, втягивая носом воздух. — Или здесь побывали твари с аспектом Огня…

— Или кто-то из жителей не уследил за печкой, — буркнул Горчаков. — Идем. Кажется, впереди дома.

Действительно, буквально через полминуты в пропахшей гарью дымке проступили угловатые очертания то ли избы, то ли сарая, а следом за ними и забор — вроде тех, за которыми обычно пасутся коровы или лошади.

Только за этим не было никого.

— Тихо-то как. — Зубов чуть замедлил шаг, водя стволом штуцера из стороны в сторону. — Хоть бы курица какая-нибудь голос подала…

— Не подаст, — вздохнул старший Друцкий. — Если на пожар никто не бежит, не шумит — значит, людей там уже не осталось. А скотину и подавно перерезали.

— Не спешите, Матвей Георгиевич. — Зубов опустил оружие и вытянул руку, указывая вперед. — Видите — там человек!

Невысокая кряжистая фигура двигалась от дома вдоль забора. Медленно и неуклюже, будто каждый шаг давался ей с трудом. Туман и дым скрывали от меня лицо и одежду, но я разглядел космы на голову и бороду — длинную, почти до середины груди. Возможно, бедняга был ранен — раз уж на ходу сгибался так, что его непропорционально-длинные руки почти касались земли.

— Славно. Вот у него-то ты мы все и спросим, — младший Друцкий радостно оскалился и, шагнув вперед, позвал: — Эй, дедушка! Дедушка-а-а!

— Тише, Александр Матвеевич! — простонал Горчаков. — Это не…

Когда тот — точнее, то, что я принял за сгорбленного старикашку, обернулось на голос, наваждение тут же исчезло. В очертаниях силуэта и обильной растительности на морде действительно было что-то от человека, но на этом сходство и заканчивалось. Крохотно посаженные глазки полыхнули оранжевым, и существо одним прыжком махнуло через забор и помчалось к нам. Уже не на двух конечностях, а на всех четырех, загребая грязь здоровенными ручищами.

— Твою мать! — Зубов отпрянул, поднимая штуцер. — Что это за тварь⁈

Я едва успел ухватить штуцер за ствол до того, как раздался выстрел. Не знаю, сколько еще таких тварей бродило по обезлюдевшей деревенько, но на грохот большого английского патрона примчались бы все до единой. Зубов злобно выругался сквозь зубы, вырываясь, однако снова прицелиться уже не успел.

— Не стреляй, дурья башка! — пропыхтел Горчаков, сгребая его в охапку. — На версту слышно будет!

Младший Друцкий поднял револьвер, а старший с Белозерским одновременно отступили на шаг, зажигая в руках какую-то убойную магию. Но я все же опередил их всех: рванул из ножен на Разлучника и бросился вперед, запоздало подумав, что кто-нибудь может ненароком всадить мне заклинание между лопаток.

Тварь с утробным рыком распласталась в воздухе, и время будто остановилось, услужливо позволяя мне размахнуться и ударить. Я на стал вливать в клинок ману, чтобы чары не выдали наше присутствие, но хватило и металла: острие Разлучника прошло снизу вверх, проведя алую черту от середины груди почти до раскрытой пасти, полной острых зубов.

Рев сменился жалобным визгом, а потом и хрипом. Я переступил вправо, смещаясь, и второй взмах меча уложил тварь окончательно. Она рухнула, заливая землю кровью, дернулась несколько раз и, наконец, затихла.

— Славный удар.

Горчаков, наконец, выпустил Зубова из медвежьих объятий. Тот сердито сверкнул глазами, закинул штуцер за спину и принялся поправлять портупею. Белозерский шумно выдохнул, стряхивая с кончиков пальцев уже ненужное боевое заклинание.

— Матерь милосердная это было… быстро! — пробормотал он. — Ну и кого мы только что уложили?

— Лешего. — Друцкий осторожно приблизился к поверженному чудищу. — Давненько я их