Молот Пограничья. Книга IV - Валерий Пылаев

Щеки Зубова вспыхнули, и я почувствовал, как его Основа скручивается, подобно пружине. Само мое появление, похоже, уже показалось его сиятельству оскорблением, а уж после таких слов…

— Довольно, судари, — вдруг раздался знакомый голос. — У нас не так много времени, чтобы тратить его на ненужные споры.

Я мысленно выругал себя за то, что так и не удосужился как следует рассмотреть машины. Белозерский все это время сидел в кабине грузовике, скрываясь за грязным стеклом, и наверняка от всей души потешался над двумя молодыми князьями, решившими выяснить, кто тут главнее.

В отличие от Зубова, великий князь новгородский не стал изображать из себя лихого вояку или охотника. И облачился в самые обычные сапоги, штаны от старой армейской формы и короткую кожаную куртку. Ни штуцера, ни даже револьвера при нем, похоже, не было — Одаренный такого ранга в оружии попросту не нуждался.

— Полагаю, мы все здесь не только по вашему приглашению, — продолжил Белозерский, спрыгивая с подножки грузовика на землю, — но и потому, что таков наш долг перед короной и отечеством. Долг, который в равной степени связывает всех князей, Платон Николаевич. Даже тех, кто вам не нравится.

— А как насчет тех, кто нарушает прямое распоряжение? — Зубов многозначительно посмотрел на Горчакова. — Его величество едва будет рад, если узнает, что кое-кто из нас не умеет держать язык за зубами.

— Уверен, он простит почтенному Ольгерду Святославовичу эту маленькую оплошность. Но не будем же мы, в самом деле, устраивать скандал из-за такой ерунды? Игорь Данилович отличный боец, и нам пригодится и его меч, и его магический талант. Если желаете, я лично за него поручусь.

— Боюсь, этого недостаточно, ваша светлость — Зубов недовольно зыркнул на Белозерского, однако спорить не стал. Зато сразу решил отыграться на мне. — Я вынужден требовать, чтобы Игорь Данилович дал слово аристократа, что ничего из того, что мы сегодня увидим, не узнает ни одна живая ду…

— Вам я ничего обещать не буду. — Я пожал плечами. — Не вижу нужды. Но если кто-то здесь считает меня болтуном…

— Вы забываетесь!

Зубов чуть развернулся, и я заметил, как его рука скользнула по ложе штуцера, сдвигаясь чуть ближе к спуску. Крохотное движение, будто бы случайное — однако весьма красноречивое: то ли намек, то ли уже едва прикрытая угроза.

— Не стоит, Платон Николаевич. — Я покачал головой. — Право же, не стоит. Готов поспорить, я ударю быстрее, и вряд ли кто-то пожелает нас остановить. Так что уберите вашу игрушку, пока никто не пострадал, и позвольте нам уже, наконец, заняться делом.

— Что вы скажете теперь, Константин Иванович? — Зубов снова взглянул на Белозерского — только на этот раз не злобно, а неуверенно и почти жалобно. — По-вашему, я должен все это терпеть?

— По-моему, вы должны перестать изображать из себя оскорбленную невинность, — проворчал Белозерский, морщась. — И выполнить волю его величества. А для начала — рассказать нам всем, что, черт возьми, случилось в деревне.

Зубов шумно выдохнул через нос. Он явно уже успел сто раз пожалеть, что отправился сюда в одиночку, не прихватив младшего брата. А уж будь здесь их отец, его сиятельство наверняка не постеснялся бы поспорить даже с Белозерским.

А так — пришлось утереться.

— Как вам будет угодно. Раз уж мы все так торопимся, — Зубов нервным движением закинул штуцер за спину и развернулся в сторону дороги, — пожалуйте за мной, судари. Как говорится — лучше один раз увидеть…

Глава 21

Не успели мы пройти и полкилометра, как туман сгустился до такой степени, что младший Друцкий, шагавший чуть позади, превратился в темный силуэт. Тугая и мокрая белесая пелена наползала со всех сторон, затягивала размытый дождями и снегом грунт под ногами, и если бы не прогалина между деревьями я бы, пожалуй, и вовсе сбился с дороги.

И даже Зубов, похоже, сам не очень-то понимал, куда идти. То ли не слишком хорошо знал эту часть отцовских владений, то ли просто осторожничал. Первые две-три сотни метров он уверенно шел впереди со штуцером наперевес, изо всех сил изображая из себя матерого вояку, но вскоре чуть замедлил шаг. А потом и вовсе принялся жаться к остальным, будто бы ненароком пропуская в авангард Белозерского и старшего Друцкого.

Те, разумеется не возражали, но по плечам, чуть ли не сведенным от напряжения, я чувствовал, что старикам тоже не слишком уютно идти навстречу неизвестности. Наших суммарных сил хватило бы остановить целую роту солдат с парой-тройкой картечниц, однако сейчас даже этого казалось недостаточно.

Там, впереди, скрывалось что-то древнее и могучее. Я осторожно прощупывал магией туман, и Основа то и дело отзывалась, натыкаясь на искорки аспектов. Несколько тварей: может, три-четыре, а может, и целая дюжина, но так сильно «фонило» не они.

— Что ж за дрянь там бродит? — едва слышно проворчал Горчаков, словно прочитав мои мысли. — Чувствую, есть что-то, а зацепить не могу. Странно…

— Попробуй тут зацепи. Туман такой, что ни черта не видно. — Зубов обернулся на ходу. — Густой, хоть ножом режь.

— Могу попробовать разогнать.

Белозерский, не сбавляя шага, поднял руку. Я не успел даже почувствовать его аспект, но белесые клочья тут же поползли от него во все стороны. Будто сама природа на всякий случай предпочитала держать подальше от ходячего источника магии такой мощи.

Силен старик. Может, даже покруче всех нас вместе взятых.

— Надолго не хватит, — продолжил он, неторопливо шевеля пальцами. — Но минут двадцать-тридцать…

— Не стоит, ваша светлость. — Старший Друцкий показал головой. — Сейчас не лучшее время тратить резерв на такую…

Договорить он не успел. Вырвавшийся чуть вперед Зубов вдруг замер, и медленно поднял сжатую в кулак руку. Мы тут же остановились, и когда чавканье ботинок по грязи стихло, я услышал, как щелкнул курок.

Младший Друцкий взялся за револьвер.

— Осторожнее, судари. — Зубов поднял штуцер, выцеливая что-то впереди. — Кажется… Там человек!

— Или тело, — со вздохом поправил Горчаков, прищуриваясь. — Да вижу. Чуть в стороне от дороги, тридцать шагов.

Опыт есть опыт — и порой он стоит ничуть не меньше, чем подвижный хребет и молодые глаза. Я еще бестолково вытягивал шею, вглядываясь в дымку тумана, а старик уже шагал вперед — туда, где на фоне пожелтевшей травы что-то белело.

— Рубашка, — одними губами прошептал младший Друцкий. — И правда — мужик лежит.

Точнее, то, что от этого мужика осталось.