Оракул с Уолл-стрит 6 - Алим Онербекович Тыналин

на Манхэттен. План дня составлен заранее: встреча с представителем Федерации труда в десять утра, а завтра визит к бастующим рабочим в Патерсоне, и срочное собрание профсоюзного комитета в штаб-квартире на Восточной четырнадцатой улице.

Поезд прибыл с грохотом и скрежетом тормозов. Донован втиснулся в переполненный вагон между служащим в очках и пожилой женщиной с вязанием. Поездка до Манхэттена заняла сорок минут, которые он провел, изучая финансовые расчеты забастовочного фонда.

В половине девятого утра Донован вышел на станции Union Square и направился к офисному зданию на Восточной четырнадцатой улице, где располагалась штаб-квартира Объединенного профсоюза текстильщиков. Четырехэтажное кирпичное здание постройки 1890-х годов не отличалось роскошью: узкие окна, облупившаяся краска на рамах, скрипучие деревянные лестницы.

Офис профсоюза занимал половину второго этажа. Две маленькие комнаты с потрескавшимися стенами, старая мебель, купленная на распродаже, и единственная печатная машинка, на которой секретарша печатала листовки и официальные письма.

— Доброе утро, мистер Донован, — поприветствовала его рыжеволосая девушка лет двадцати пяти. — Вам звонил мистер Роткопф из центрального офиса. Просил перезвонить до десяти утра.

— Спасибо, Мэри. А что с типографией? Листовки готовы?

— Обещали доставить к обеду. Пять тысяч экземпляров с призывом поддержать забастовку в Патерсоне.

Донован прошел в кабинет, крошечную комнату с единственным окном, выходящим во двор. За старым дубовым столом, доставшимся от предыдущего арендатора, лежали стопки документов, писем от рабочих, газетных вырезок о трудовых конфликтах.

Он снял пальто, повесил его на крючок за дверью и сел за стол. Первым делом нужно связаться с Роткопфом и выяснить позицию центрального руководства по поводу продолжения забастовки.

Телефонный аппарат стоял на общем столе в приемной. Донован снял трубку и попросил соединить его с офисом в Вашингтоне.

— Сэм? Это Фрэнк Донован. Мэри передала, что ты звонил.

Голос Роткопфа звучал обеспокоенно:

— Фрэнк, у меня для тебя плохие новости. Центральный комитет принял решение прекратить финансовую поддержку забастовки в Патерсоне.

— Что? Но мы же договаривались!

— Обстоятельства изменились. Есть информация, что Стерлинг имеет связи с влиятельными людьми. Продолжение конфликта может навредить всему профсоюзному движению.

Донован сжал кулак:

— Сэм, эти «влиятельные люди» и есть корень проблемы! Нельзя отступать перед угрозами!

— Решение окончательное, Фрэнк. Извини.

Связь прервалась. Донован медленно положил трубку, осмысливая услышанное. Центральное руководство струсило, оставив его один на один с забастовкой.

Но у него оставался другой союзник. Накануне вечером дон Сальваторе Марранцано через своих людей передал, что готов продолжать финансовую поддержку независимо от решения профсоюзного руководства. Он хотел выделять по две тысячи долларов еженедельно до полной победы над Стерлингом.

Донован уже получил конверт с пятьюстами долларов на текущие расходы и обещание регулярной поддержки. Нужно мобилизовать рабочих, организовать пикеты, привлечь внимание прессы. Борьба только начиналась.

Остаток дня прошел в рутинной работе: ответы на письма, планирование митингов, координация с активистами в других районах.

К шести вечера Донован закончил дела и начал собираться домой.

На улице уже стемнело. Февральские дни были короткими, а морозный воздух заставлял спешить к теплу домов. Донован быстрым шагом направился к станции метро Union Square, но по дороге вспомнил, что обещал зайти к Майклу О’Рурку, одному из бастующих рабочих, который жил в старом доходном доме на Ист-Сайде.

О’Рурк болел уже неделю и не мог участвовать в пикетах. Донован хотел передать ему деньги из забастовочного фонда и поднять боевой дух.

Дом на Орчард-стрит, построенный еще в 1880-х годах, представлял собой типичный тенемент, пятиэтажное кирпичное здание с узкими окнами и пожарными лестницами на фасаде. Сотни таких домов в Нижнем Ист-Сайде служили пристанищем для рабочих семей иммигрантов.

Донован поднялся на четвертый этаж по узкой деревянной лестнице, освещенной тусклыми газовыми фонарями. Ступени скрипели под ногами, а перила шатались от времени. В коридоре пахло капустой, табачным дымом и сыростью.

Квартира О’Рурка состояла из двух крошечных комнат без центрального отопления. Ирландец лежал в постели с высокой температурой, его жена Бриджит варила куриный бульон на маленькой плите.

— Фрэнк! — обрадовался больной, пытаясь приподняться. — Как дела с забастовкой?

— Держимся, Майкл. Стерлинг начинает нервничать, — ответил Донован, доставая из кармана двадцать долларов. — Это от профсоюза. Покупай лекарства и еду.

Они проговорили полчаса о планах на следующую неделю. Донован уверял О’Рурка, что скоро забастовка принесет плоды, нужно только продержаться еще немного.

В половине восьмого Донован попрощался с семьей и начал спускаться по лестнице. На третьем этаже его ждали двое мужчин в темных пальто.

— Мистер Донован? — спросил один из них, коренастый ирландец с шрамом на щеке. — Нам нужно поговорить.

— О чем? — настороженно ответил профсоюзный лидер.

— О вашей забастовке. У нас есть предложение, которое может вас заинтересовать.

Донован попытался пройти мимо, но второй мужчина, высокий и худой, заступил ему дорогу:

— Не торопитесь, мистер Донован. Разговор важный.

— Я спешу. Договоримся о встрече завтра.

Коренастый ирландец, которого звали Эдди «Молоток» Маллой, покачал головой:

— Боюсь, завтра будет поздно.

В этот момент Донован понял, что попал в ловушку. Он резко повернулся, чтобы бежать вверх по лестнице, но Маллой схватил его за пальто.

— Тихо, мистер Донован. Не создавайте шума. Здесь живут мирные люди.

Донован попытался вырваться, но второй человек, Томми «Тихий» Флэннери, ударил его кулаком в солнечное сплетение. Профсоюзный лидер согнулся от боли, задыхаясь.

Они потащили Донована вверх по лестнице на пятый этаж, а затем через узкую дверь на крышу здания. Февральский ветер пронизывал до костей, а под ногами хрустел снег.

Крыша тенемента была плоской, окруженной низким парапетом высотой всего три фута. С одной стороны открывался вид на Ист-Ривер, с другой на темные кварталы Нижнего Ист-Сайда.

Нападающие подтащили Донована к краю крыши. Внизу, на расстоянии пятидесяти футов, виднелась заснеженная мостовая Орчард-стрит. Редкие прохожие спешили по своим делам, не подозревая о драме, разворачивающейся над их головами.

— Последний раз спрашиваю, — сказал Маллой. — Согласны прекратить забастовку?

Донован посмотрел вниз, потом на лица своих мучителей:

— Идите к черту.

Маллой и Флэннери обменялись взглядами.

— Жаль, — произнес Маллой. — Хороший человек, но слишком упрямый.

Они схватили Донована за руки и ноги. Профсоюзный лидер отчаянно сопротивлялся, но силы были неравными. Его подняли и перенесли к парапету.

— Подождите! — закричал Донован. — У меня жена и дети!

— Тогда надо было думать раньше, — ответил Флэннери.

С одного резкого движения они перебросили Донована через парапет. Он упал, крича от ужаса, но