Самайн у ведьмы пограничья - Уоллис Кинни

– У тебя получилось! – гордо заявляю я, лучезарно ему улыбаясь. – Похоже, ты учишься так же быстро, как и я.

Он улыбается в ответ, но в его глазах застыло страдальческое выражение.

– Что случилось? Ты великолепно справился, – пытаюсь я успокоить Мэтью и смотрю на цветок календулы в его руке. Тот увядает, кристаллизуется, как роза, которую он подарил мне прошлой ночью. Но я перестаю улыбаться, когда мой взгляд останавливается на руке Мэтью.

Тонкая иссиня-черная полоска проходит по тыльной стороне его ладони, следуя линии вен.

– Что случилось? – испуганно ахаю я, хватаю его за руку и притягиваю к себе. Он морщится, и я ослабляю хватку, осматривая отметину. К моему ужасу, похоже, что маленький кусочек его кожи, размером примерно с мою царапину, омертвел.

– Мэтью, – потрясенно шепчу я.

– Как я и говорил, если я исцеляю, кажется, это приносит больше вреда, чем пользы.

Он вытаскивает свою руку из моей и растягивает ладонь, сам изучая черную метку.

– Это пройдет? Заживет? – спрашиваю я дрожащим голосом.

Мэтью качает головой.

– Подозреваю, что нет. Смерть есть смерть. Но она не распространится. Если, конечно, у тебя нет других порезов, которые мне нужно залечить.

И вроде он поддразнивает, но мне становится дурно.

– Мне так жаль, – бормочу я. Он протягивает другую руку и обхватывает мою щеку.

– Не волнуйся. Теперь мы знаем, как это со мной работает. Ну и я просто добавил еще одну метку к своей новой коллекции.

Мэтью дерзко улыбается мне и закатывает рукав, демонстрируя бронзовый шрам. Тот въелся в кожу и теперь выглядит почти как металлическая татуировка. Единственный признак его истинной природы – это звук, с которым капли дождя отскакивают от клея. Мэтью улыбается мне, но я не могу найти в себе сил ответить на его улыбку.

– Сколько еще букетов? – спрашивает Мэтью, проводя пальцами по моему подбородку. – Мне не терпится вернуть тебя домой, – признается он. Его тон легок, но плечи напряжены. Облака над нами темнеют, дождь становится холоднее. Солнце, должно быть, садится.

– Мы можем уйти прямо сейчас, – шепчу я. Мне хочется вернуться домой. Хочется оказаться в тепле, сухости и в постели. С ним.

Мэтью отстраняется от меня и качает головой. Он многозначительно смотрит на одну из могил. Ту, что ближе всего к нам. У меня сводит желудок.

– Только не это, – коротко отвечаю я.

– Она твоя мать, Кейт.

В голосе Мэтью нет упрека, но я ощущаю его неодобрение.

– Я не готова. Мы приносим дары в знак уважения. Сейчас у меня не вышло бы искренне. Намерение было бы использовано не по назначению.

Мэтью понимающе кивает, и я расслабляюсь.

– Тогда я сделаю это, – просто говорит он.

– Что?

Я вздрагиваю от удивления, когда Мэтью наклоняется и хватает из корзины несколько цветов.

Он спешно перевязывает их серым кружевом, но, когда подходит к могиле, края лепестков уже начинают увядать. Мэтью опускается на колени, кладет руку на надгробие и шепчет что-то, чего я не слышу. Я смотрю на него открыв рот, пока он отдает почести ведьме, которая изгнала его более чем на десять лет. Ведьме, которую он не переставал критиковать, с тех пор как приехал. Несмотря на мой гнев по отношению к матери, я потрясена его смирением, его желанием исполнить семейную традицию даже тогда, когда я на это неспособна.

Мое сердце переполняется такой любовью к нему, что в легких почти не остается места для воздуха. Все портит лишь темная черточка на его руке – необратимая травма, которую я нанесла по собственной глупости. Если бы могла сделать что-нибудь, чтобы исправить этот ущерб, я бы сделала.

Я вздрагиваю от этой мысли и продолжаю смотреть на его ладонь на могиле моей матери. Она тоже любила мужчину так сильно, что пошла на все, лишь бы защитить его. Ее партнер. Отец ее детей. Теплая рука, за которую можно держаться темной холодной ночью. Имя моей матери, высеченное на камне, довлеет надо мной. То, что она сделала, было неправильно. Эгоистично. Но когда Мэтью отнимает ладонь и встает, в глубине души я наконец понимаю ее.

Он оборачивается, и я оказываюсь рядом. Мэтью делает шаг назад, удивленный моей внезапной близостью, но я не позволяю ему отойти от меня. Хватаю его за свитер, теперь мокрый от дождя, и притягиваю к себе. Наши губы встречаются, и все напряжение внутри меня стихает. Позабыв об удивлении, он отвечает на поцелуй. Запускает руку в мои волосы. Наши губы на мгновение приоткрываются, и я делаю глубокий вдох, всего на мгновение касаясь своим лбом его лба. Наша кожа лихорадочно горячая – у нас обоих.

– Спасибо тебе, – говорю я ему, почти всхлипывая.

– Боже, каким заклинанием ты меня околдовала? – шепчет он в ответ. Мэтью целует уголок моего рта, а затем проводит губами по моей шее, издавая при этом долгий низкий стон. Тепло и предвкушение разливаются внутри меня. Одна его рука все еще в моих волосах, другая исследует мое тело. Я льну к нему, наслаждаясь легким нажимом его пальцев, когда они путешествуют вверх по фиолетовой ткани моей блузки, оставляя после себя жгучее удовольствие. Я чувствую его возбуждение, напряжение, что сковывает тело Мэтью. Я запрокидываю голову, дождь барабанит по моим щекам. Губы Мэтью снова находят мои.

Из глубины леса доносится крик вороны. Я подпрыгиваю от неожиданности, отстраняюсь и наконец соображаю, где мы и что творим.

– Мы не можем… не здесь же, – говорю я и в ужасе оглядываюсь вокруг, на могилы своих бабушек. Мэтью смеется, но кивает.

– Отведи меня домой, – умоляю я.

– Да, мэм, – решительно отвечает Мэтью. Его глаза снова сверкают, и от вида этой улыбки мне хочется летать.

Он хватает меня за руку и тянет прочь с кладбища. Корзины с цветами и зонтик остаются позади. Мы вместе бежим к коттеджу. Время от времени я протягиваю руку к очередному дереву, просто чтобы сориентироваться.

Когда в поле зрения появляется просвет, мы притормаживаем.

– Черт возьми, слишком быстро, – разочарованно фыркает Мэтью, поворачивается и подхватывает меня на руки. Мы целуемся под сенью деревьев, и дождливый лес оживает вокруг нас. Клянусь, я слышу сам рокот жизни, струящейся по жилам этих лесов, звук растущих грибов и мха, их энергию.

– Мэтью, – говорю я, смеясь и отстраняясь, – осталось совсем немного.

Я пытаюсь грациозно высвободиться из его объятий, все еще держа одну свою руку в его, и теперь сама тащу нас вперед.

Дождь вокруг нас внезапно приобретает соленый запах моря. Я останавливаюсь на краю чащи. На заднем крыльце моего коттеджа стоит какая-то фигура.

– Миранда, – выдыхаю я, и беззаботное головокружение покидает меня.

Я отхожу от Мэтью и иду через свой сад. Моя сестра стоит на крыльце одна, держа в одной руке пустой поднос для блинчиков и сиропницу, в другой – полированный черный зонтик.

– Я подумала, что тебе, возможно, надо это вернуть, – поясняет она, глядя на грязную посуду в своих руках, пока я поднимаюсь по ступенькам. – Я стучала, но ты не ответила, – добавляет Миранда обвиняющим тоном, как будто я ее игнорировала, хотя она определенно видела, как мы выходили из леса.

– Извини. Мэтью помог мне украсить могилы. Мы как раз возвращались.

Все мое возбуждение исчезло, но кожа все еще теплая и раскрасневшаяся после пробежки. Миранда оглядывает меня с ног до головы, и я с болью осознаю свою частично расстегнутую блузку и растрепанные волосы.

– Действительно, – говорит она, нахмурившись, и протягивает мне стопку тарелок, не произнося больше ни слова.

– Спасибо, – благодарю я, потрясенная тем, что она потрудилась спуститься ради такого в коттедж.

– Ну что, ты не собираешься пригласить меня войти? – нетерпеливо спрашивает Миранда. – Здесь холодно, Геката.

– Конечно, – говорю я, открывая заднюю дверь и быстро отступая в сторону. Сама следую за Мирандой, и Мэтью закрывает за нами дверь. Мы пересекаем коридор и входим в гостиную. Мимоходом я бросаю скорбный взгляд на закрытую дверь своей спальни. Ах, если бы.

– Тебе что-нибудь принести? – спрашиваю я Миранду, пока