Комбриг. Путь к славе - Даниил Сергеевич Калинин

— Ноль первый, «птичка» корректирует артиллеристов! Пусть расчеты ДШК попробуют его достать!

— Есть!

На перелесок обрушились еще несколько ударов тяжелых гаубичных снарядов — а в небо устремились едва заметные на солнце трассы крупнокалиберных пулеметов. Если память мне не изменяет, ДШК способен бить в высоту до двух километров — а германский маноплан с неубирающимися шасси вряд ли поднялся выше. Но с учетом рассеивания очередей на таком расстоянии говорить о точной стрельбе не приходится — немца удастся разве что спугнуть…

Впрочем, его и спугнули. Не знаю, показалось мне или нет — но вроде бы на крыле разведчика вдруг ярко сверкнул удар зажигательной пули, после чего немец стал быстро набирать высоту. Но помешало ли это точности артиллерийского огня? Не могу сказать… Однако, за очередным ударом тяжелого снаряда вдруг раздался оглушительный взрыв — от которого содрогнулась сама земля! А над перелеском взвился гигантский столб пламени…

Побежали из рощи испуганные лошади и люди — а у меня дыхание перехватило от ужаса при виде огненного облака, поднявшегося над позицией батальона. Кажется, немцы попали в одну из цистерн-заправщиков… И хотя каждый из четырех бензовозов был опустошен как минимум, наполовину — но ухнуло столь жутко, что мой броневик едва не перевернуло тяжелым ударом горячего, спрессованного воздуха…

Нам еще повезло, что штабная машина стоит в стороне от танков, на самом краю перелеска! Все равно по броне ударил град то ли земли, то ли осколков — а когда взвесь дыма, пыли и поднятой в воздух земли наконец-то осел, я увидел три ярко горящих танка.

Полыхают, словно облитые бензином скирды соломы…

Сколько еще «бэтэшек» получили повреждения разной степени тяжести, пока что сказать сложно. Но полевая кухня танкистов точно была в стороне взрыва — и словно бы испарилась в огненном облаке.

Вот и поели горяченького…

— Боженька, защити, Боженька…

Я встретился взглядом с Никишевым; у красноармейца мелко трясется нижняя губа, а глаза широко вытаращены от ужаса. Поймав мой взгляд, радист все же осекся — но я постарался кивнуть ему как можно спокойнее:

— Молись, если хочешь. Сейчас это точно не будет лишним…

Бригадному комиссару, оставленному со 106-м батальоном, не понравились бы мои слова. Но Макаров, успевший хлебнуть лиха еще во Львове, был в душе только рад моей просьбе остаться на занятых позициях — и выступить вслед нам, лишь когда третий бат сменят на отбитом участке германской обороны… Там, конечно, тоже хватает рисков — зачистив примыкающие к «кургану» участки траншей, Т-26 майора Агафонова встали в жесткой обороне.

А ведь контратаки на них обязательно последуют…

К слову, после самого прорыва бойцы «третьего» батальона довольно легко зачистили германские окопы. Ведь когда танки идут вдоль линии траншей (а не лицом к ним под прямым углом), они без особого труда достают укрывшихся в окопах пехотинцев пулеметно-пушечным огнем. Да и развернутые по фронту обороны, замаскированные батареи ПТО немцы были вынуждены демаскировать — и срочно перемещать… Порой уже под огнем моих танкистов! Но ведь иначе вести бой могла лишь одна, ближняя к «коробочкам» пушка — и ее также необходимо было успеть развернуть против боевых машин.

Однако же прорыв и зачистка — это одна задача, но совсем иная состоит в том, чтобы удержать занятые траншеи от возможных контратак. В конце концов, без дополнительных фортификационных работ и грамотного развертывания уцелевших танков, наши ребята были бы столь же уязвимы к «продольной зачистке»… Именно потому вместе с комиссаром остался и начштаба Дубянский — на Василия Павловича я надеюсь крепко!

Правда, сейчас полковника мне крепко не хватает, как и выбывшего по ранению помощника по строевой части — чью должность мы впопыхах так и не укомплектовали…

Так вот, комиссара наверняка бы задело мое чрезмерное попустительство в отношении молящегося бойца. Но, во-первых, комиссара здесь нет — а во-вторых, еще неизвестно, как бы повел себя сам Макаров, окажись он заперт в тесном пространстве легкого броневика с противопульной броней. Да еще и под обстрелом гаубичной артиллерии… Когда взрывы с такой силой шатают машину, что БА-20 того и гляди, перевернется! А еще осколки долетают до нас все чаще — и дробно бьют по броне, заставляя вздрагивать весь экипаж… Пока, правда, все больше по носовой части.

Я то еще привычный — как-никак, уже дважды дрался в танке. А вот молодые пацаны совсем побелели с лица…

Правильно говорят — в окопах атеистов нет. Сам я никогда не был особо «восцерковленным», но и не видел никакого вреда в православии. Жили бы люди по заповедям, то давно бы уже обрели мир на земле и гармонию — и не было бы никаких войн! А некоторых священников, вроде Николая Брянцева, я так и вовсе крепко уважаю… И уж тем более глупо мне говорить о том, что Бога нет — когда я сам успел умереть в прошлой жизни, но оказался вдруг в теле комбрига Фотченкова!

Конечно, осмыслить этот факт я так и не смог, запутавшись в догадках и теориях… Впрочем, я и ранее был уверен в том, что человек разумный не эволюционировал из обезьяны — тем более, что споры на тему «недостающего звена» не стихают до сих пор. Одни говорят — вот он, точно нашли! Но после выясняется, что найденный питекантроп — это лишь вымершая, тупиковая ветвь… Зато научно удалось установить, что все живущие на земле мужчины имеют одного предка мужчину, источника Y-хромосомы. И также все живущие на земле женщины наследуют михотохондрии от одной предка-женщины… А теория возникновения вселенной из «большого взрыва» и «космического бульона»? Ну что за бред⁈ Она общепринята лишь потому, что в какой-то момент ученые решились натянуть сову на глобус в попытках уйти от библейской истории происхождения мира.

Что, однако, не мешает другим ученым критиковать «большой взрыв» именно с научной точки зрения…

Вот какие странные мысли вдруг лезут в голову при обстреле! Космический бульон, питекантропы — так вон он, большой взрыв! Чуть не угробил нас в броневике — за три сотни метров от эпицентра… А сейчас снова загрохотало по броне — то ли осколки, то ли комья земли и камни, поднятые близким взрывом.

— Господи, спаси и сохрани! И помилуй…

Я и сам широко, торжественно перекрестился, озвучив слова древней — и, пожалуй, самой известной молитвенной формулы. Вроде, даже как-то спокойнее стало… А спустя еще минуту артобстрел стих; Мухин, подождав немного, выбрался из машины, осмотреть ее на возможные повреждения — и тут же отчаянно заматерился. Впрочем,