Гиппогриф Его Величества - Lis-Bet

перестало шевелиться. Он мог лишь следить за странными приготовлениями: за тем, как они раскладывают сверкающие камушки, за тем, как чертят что-то на полу, за тем, как раскрывают большие пыльные книги. Страх поднимался из глубин души, но не находил выхода. Неподвижные лапы продолжали лежать на полу, а крылья — безвольно свисать по бокам. Не удавалось даже крикнуть.

Когда воздух задрожал, а символы на полу засверкали, перед глазами побелело. Раздался шум, звон, грохот. Мир завертелся и закружился. Боль ворвалась в тело, точно порыв осеннего ветра, и проникла под кожу, расплавляя её горячим железом. Дышать стало нечем. Кровь вскипала в жилах, но беспощадные люди не останавливались. Они продолжали что-то бормотать, а яркие камешки неистово наливались светом, будто отзываясь. Перед глазами стали проноситься странные картины. Чуждые. Смутные. Знакомые. Череда лиц и мест смешалась, а затем брызнула осколками, погружая его во тьму, и вдруг… Всё смолкло. Боль пропала.

Люди ушли.

С тех пор многое изменилось. Это коснулось не только тела, которое вдруг напиталось неведомой энергией, стало крепче и сильнее, но и кое-чего более важного. Самосознания. Впервые с момента рождения ему удалось четко понять, кем он является. Гиппогрифом, которому даровали имя Бланш, что означало «свет». Будто оказавшись в двух шагах от себя, Бланш огляделся, переосмысливая прожитые годы. С несвойственной животным тщательностью, он перебрал воспоминания, заново переживая каждое из них: вылупление из яйца, счастливое лицо мальчика, которого увидел первым, взросление, полеты в небесах, бесконечные болезни и странных людей, которые с ним что-то сделали. Кроме того, Бланш задал себе вопрос, который никогда бы не появился в разуме обычного животного:

— Кто я? — спросил он себя.

Ответ, тут же возникший в голове, поразил:

— Человек.

Бланшу потребовалось время, чтобы до конца осознать это. Бо́льшую часть жизни он провел, будучи животным, однако теперь почему-то причислял себя к роду людскому. Это было странно, неправильно. Часть него протестовала против этой мысли, агрессивно настаивая, что это вздор. Она представала в виде гиппогрифа, который яростно клекотал и бил лапами о землю. Однако другая продолжала задавать вопросы, пытаясь разобраться в том, что происходит, и с каждым днем набирала силу. Она появлялась в виде молодого мужчины, который с задумчивым видом ходил туда-сюда.

Сперва опасливо, постепенно, а затем всё лучше и смелее, человеческая часть начала подмечать детали и принялась строить логические связи. Вскоре это перешло в привычку, и теперь Бланшу не требовалось время, чтобы понять, что если к нему зашел мальчишка с мешком в руках, значит, принесли еду. Если солнце появилось в левом окошке, значит, наступило утро. Если в правом — вечер. Если пришел мужчина со шрамом на лице, значит, сейчас будет прогулка. Если птицы низко летали, значит, скоро будет дождь. Подобные выводы заполняли разум Бланша, и он жадно впитывал их, точно изнемогающий от жажды воду. Он специально начинал размышлять на разные темы, и откуда-то появлялись знания. Разрозненные. Обрывочные. Но такие желанные.

Бланш упивался тем, что обрел разум, но был вынужден столкнуться с неприятными последствиями. После долгих умственных усилий начинала болеть голова, и ему приходилось ложиться спать. Несмотря на то, что он стал чувствовать себя значительно лучше, отголоски прежней слабости иногда давали о себе знать. Впрочем, откуда-то Бланш знал, что ему просто нужно было время, чтобы восстановиться и привести в равновесие животную и людскую часть. К сожалению, пока он так и не понял, почему вдруг стал считать себя человеком. Был ли он им когда-то прежде? Пытался ли подражать им? Стал ли плодом чьей-то темной магии? Эти вопросы, как и многие другие, оставались без ответов.

Впрочем, Бланш знал, что это ненадолго. Однажды он всё узнает, а до тех пор будет наблюдать.

***

— Вы сделали что? — раздался снаружи голос, и Бланш приоткрыл глаза. — Как вы посмели коснуться его без моего разрешения? Захотелось с головой расстаться? Или вы так уверились в своей неуязвимости, уважаемый верховый маг Эдгар, что забыли, как выглядит плаха?

Бланш узнал говорившего. Им был Калеб — тот самый мальчик, которого он увидел первым после рождения и который все эти годы заботился о нем. В воспоминаниях он представал в виде счастливого ребенка с широкой улыбкой на лице. Они часто гуляли вместе, и в такие моменты он сиял, подобно солнцу. Золотые волосы сверкали на свету, в голубых глазах отражалось любопытство, а руки, которыми он крепко сжимал поводья, сидя в седле, уже обрели силу благодаря тренировкам с мечом. Бланшу нравилось смотреть на него. Что-то внутри трепетало, веля оберегать этого хрупкого человечка, однако проснувшаяся осознанность отказывалась принимать его в роли хозяина. Нет. Теперь он был волен сам выбирать судьбу, ведь разумом сравнялся с людьми.

— Ваше Величество, прошу извинить, но я исполнять приказ покойного императора, — прозвучал второй, более спокойный, голос. — Он велел провести всё в тайне.

— Это не снимает с вас ответственности, — обрубил Калеб с несвойственным ему холодом. — Вы провели ритуал три недели назад, но сообщили об этом только сейчас. Неслыханная дерзость!

— Мне жаль, но вы были заняты, — излишне терпеливо и снисходительно сказал Эдгар. Бланш фыркнул и поднял голову. — Я подумал, что будет лучше повременить с этой новостью.

— Я надеюсь, впредь вы будете ставить меня в известность обо всем, что планируете делать с моим гиппогрифом. Чего вы в принципе добивались?

— Его Величество… покойный император велел магически усилить вашего гиппогрифа, чтобы вы могли полагаться на него в бою. Он хотел сделать вам подарок на день рождения.

Судя по звуку, Калеб невесело усмехнулся. Его голос пропитался ядом:

— Отец преподнес мне два подарка, Эдгар, — процедил он. — Умер и изменил моего гиппогрифа. Разумеется, я безмерно ему благодарен! А теперь потрудитесь объяснитесь, что натворили и какие у этого могут быть последствия.

— Как прикажете.

Дверь отворилась, и вошли двое. Сперва показался Калеб, повзрослевший и поблекший, а за ним мужчина в летах с посохом в руке. Между ними продолжали летать искры непогасшего конфликта, и от того, насколько иначе выглядел Калеб, Бланшу стало не по себе. Что-то внутри болезненно сжалось: животная часть заскулила, чем ввела человеческую в ступор. Двойственность ощущений привела к замешательству. Внимательно глядя на вошедших,