Кремлевский кудесник - lanpirot

Я утвердительно кивнул

Он достал из карманов своего белого халата две банки какого-то энергетического напитка (всё-таки он типичный «зуммер», несмотря на все свои достижения), и мы начали наш странный завтрак в сверхсекретной подземной лаборатории. Это было так сюрреалистично, что даже перестало удивлять.

— За тебя, Владимир! — Дав мне откусить пиццы, а после устроив рядом на подушке банку с трубочкой, которую он мне ловко засунул в рот, поднял свою банку Руслан. В его глазах плясали веселые чертики. — Теперь ты — тоже частица гостайны и мой самый ценный актив! Вместе мы устроим настоящий прорыв в науке!

Я хмыкнул, посасывая шипучий энергетик через трубочку. Моя новая жизнь начинала мне нравиться. Та ненависть, которая постоянно глодала меня месяц за месяцем, наконец-то разжала свои бульдожьи челюсти. Не факт, что она меня надолго отпустила, но на данный момент в моей жизни появился какой-то смысл.

После небольшой трапезы и короткого отдыха, позволившего мне немного освоиться в новой обстановке, Руслан вновь появился в палате в сопровождении уже знакомых мне санитаров.

— Ну что, Владимир, готов к небольшой экскурсии? — спросил он, подкатывая ко мне коляску. — Пора показать тебе, ради чего всё это затевалось. Надеюсь, твое состояние позволит немного покататься?

Я кивнул, и санитары ловко перекинули моё парализованное тело из кровати в инвалидное кресло. На этот раз Руслан повез меня через жилую зону вглубь лаборатории, в самое ее сердце.

Мы миновали ряды стеллажей с аккуратно уложенными пробирками, проследовали мимо мощных серверных стоек, от которых шел ровный низкочастотный гул, и свернули в сектор заставленный приборами, назначения которых я пока не мог даже предположить. Воздух здесь пах озоном, стерильной чистотой и чем-то едва уловимо металлическим.

И вот тут мой взгляд упал на объект, который казался абсолютно инородным в этом царстве высоких технологий. В углу, вмонтированная прямо в бетонный пол, стояла огромная массивная чугунная ванна с облупившейся местами краской. Она была накрыта сверху угловатым и уродливым металлическим колпаком. Из-за клёпанных швов и люка, ведущего внутрь, колпак был похож на башню танка времен Первой мировой войны.

От уродливого допотопного экспоната, прямо-таки режущего глаз, отходили пучки каких-то шлангов и проводов, соединяющих эту архаичную форму с ультрасовременной начинкой лаборатории. Сочетание было настолько нелепым и пугающим, что я невольно указал на нее кивком головы.

— Руслан, а это что за монстр такой? — спросил я, не в силах отвести взгляд. — Это тут для чего? Для контраста? Чтобы подчеркнуть, как далеко ты ушёл вперед от своих предшественников?

— Нет! — весело рассмеялся Гордеев. — Это камера сенсорной депривации, изолирующая человека от любых ощущений. Если сказать по-простому — это бак, который сделан так, что внутрь него не проникают звуки, свет и запахи. Он заполняется раствором высокой плотности, чаще всего — английской соли в воде. Температура раствора должна соответствовать температуре человеческого тела. Человек, помещённый в жидкость внутри этой камеры, ощущает себя пребывающим в невесомости. С этой камерой депривации работал еще мой дед — Родион Гордеев с самого момента основания НИИ разведывательных проблем.

— Вот же — не узнал её в гриме, — весело рассмеялся я, пошутив, наверное, впервые после ранения. — Не думал, что эта камера может выглядеть вот так монументально…

Конечно, как любой уважающий себя нейрохирург, я знал о подобных инструментах. Правда, сам никогда не использовал. Но временами почитывал литературу, касающуюся экспериментов с физической изоляцией. В одно время в нейрофизиологии остро стоял вопрос о том, что требуется мозгу для работы и откуда он берёт энергию.

Одна из точек зрения состояла в том, что источник энергии является биологическим и внутренним, то есть не зависит от внешней среды, другая, что если все стимулы убрать, то мозг уснёт. Вот для проверки гипотезы о связи сознания с мозгом и была создана среда, полностью изолированная от внешних воздействий.

Руслан подкатил меня поближе к этому странному монстру. Его пальцы с нежностью погладили шершавую, холодную поверхность чугуна.

— Видишь ли, Владимир, для меня это не просто бак… Это своего рода… — Он на мгновение задумался. — Своего рода примитивный «аналоговый[1]» интерфейс. Мой дед обнаружил, что в состоянии полной сенсорной депривации, когда мозг, лишенный внешних стимулов, начинает генерировать их сам, открывается своеобразный канал. Не метафорический, а самый что ни на есть реальный. Канал для связи.

Я вопросительно поднял бровь, не понимая, о чём он говорит.

— Связи с кем или с чем? С собственным подсознанием?

— Глубокое заблуждение всех первых исследователей, — покачал головой Руслан. — Нет, вернее, не только… Сознание в этой камере при определённых обстоятельствах погружается не внутрь себя, а выходит вовне. Оно… как бы просачивается… Находит другие такие же точки входа: другие камеры депривации, людей, находящихся в подобном же состоянии… А может, и не только в нем, — он многозначительно замолчал, давая мне осознать услышанное. — Отец называл это «коллективным нейтральным полем». Сеть, невидимая и неосязаемая, существующая только тогда, когда кто-то к ней подключается.

Он обвел рукой паутину проводов и трубок, сходящихся к ванне.

— С помощью всего этого мы не просто погружаем человека в ничто. Мы ловим сигнал. Чистую мысль, лишенную телесной оболочки. Дед потратил годы, чтобы доказать, что «видения» в камере — это не галлюцинации. Что информация, полученная таким путём из другой, скажем, лаборатории, расположенной где-нибудь, например, в штате Невада, оказывается достоверной на сто процентов.

Руслан замолчал, глядя на меня, оценивая реакцию. А я молчал, пытаясь переварить всё услышанное. Вся эта фантасмагория вдруг обрела чудовищную и пугающую логику.

— И зачем это было нужно? — наконец выдавил я. — Шпионаж?

— Изначально — да, — кивнул Руслан, — промышленный шпионаж. Это был один из многих проектов НИИ разведывательных проблем. А сам НИИ был создан на базе Управления «Т» ПГУ КГБ СССР…

— Внешняя разведка, — произнёс я.

— Точно! Её научно-технические мозги. Так вот, мой дед разработал, в конце концов, самый совершенный метод получения информации в истории! — с гордостью заявил Руслан. — Без всяких пыток, шантажа, подкупа — прямое подключение к мозгу вероятного противника! Только на тот момент, когда пошли первые положительные результаты испытаний — всё это стало никому не нужным. Прекратилось финансирование, урезались штаты…

— А в конце концов, не стало ни самого КГБ, ни нашей великой страны. Я видел это своими глазами, Роман. Моё детство и юность пришлись на это сложное