Первый пользователь. Книга 14 - Артем Сластин

Хуан уже не раз видел это в трущобах. Видел кровь, видел страх в глазах старика. Тот же самый, леденящий душу страх, что был в глазах его матери, когда она понимала, что умирает и оставляет ребенка одного. Холодный, парализующий, животный страх. Страх перед болью, перед смертью, перед беспомощностью. И что-то внутри Хуана изменилось.

Так не должно быть. Никогда больше. Не здесь. Не сейчас. Не при нём.

Он сделал шаг вперед, когда Эль Карнисеро занес кулак для очередного, возможно, смертельного удара. Главарь обернулся, усмехнулся, обнажая в оскале жёлтые, прокуренные зубы.

— Чего тебе, малыш? — Раздался хриплый голос. — Иди отсюда, пока цел.

Хуан молчал, смотря на толстое, жирное тело бандита, обтянутое грязной майкой, на кожу, лоснящуюся от пота, на его одежду — дешевую синтетику. Он чувствовал структуру ткани и жир, пропитавший поры, осознавал, что достаточно его желания и здоровяк вспыхнет как спичка.

Эль Карнисеро фыркнул, плюнул на землю. Оборванец, да еще с коммуникатором на руке? Потенциальная угроза. А угрозу надо вырывать с корнем. Вот, пожалуй, с руки и начнет — отрубит в локте, чтобы знал своё место, а потом отдаст позабавиться парням.

Он сделал тяжелый шаг вперед, рука потянулась к ножу за поясом.

А затем замер, словно врезался в невидимую стену. Его глаза — маленькие, свиные — вдруг расширились до предела, белки налились кровью, из ноздрей вырвались две тонкие струйки серого дыма, потом закашлял — сухо, лающе. Изо рта хлынул густой, черный, маслянистый дым, и бандит схватился за горло обеими руками, ногтями впиваясь в свою кожу. Глаза вылезли из орбит, полные дикого, непонимающего ужаса. Внутри его глотки что-то зашипело, языки пламени, яркие и жадные, лизнули его губы, вырвались наружу.

И он запылал изнутри, словно ему в глотку влили десяток литров бензина и чиркнули зажигалкой. Раздался короткий, хриплый вопль, заглушенный громким, противным треском от сгорающего жира и мышечной ткани. Эль Карнисеро рухнул на колени, потом на спину. Запах сгоревшей плоти разнёсся по всей площади.

Толпа, собравшаяся поглазеть на расправу с беззащитным стариком, замерла в шоковом состоянии. Хуан медленно перевел взгляд на других бандитов, застывших, как статуи. Он смотрел на них, а они тоже загорались. Один за другим.

В тот день родился «Феникс». Чистильщик трущоб, ужас бандитов, повелитель Огня. Его сила росла лавинообразно. Не только от прохождения новых порталов, хотя он проходил их по графику, жадно ища новых врагов и новые испытания для пламени. Она росла в нем самом. С каждым сожженным врагом, с каждой вспышкой гнева. Он научился формировать шары пламени, летящие по воле его мысли и способные маневрировать. Научился резать металл сконцентрированной струей огня. Научился чувствовать источники горючего в большом радиусе вокруг себя — бочки с бензином, газовые баллоны, даже промасленную ветошь.

Научился многому. Мог заставить тлеть одежду на враге, мог воспламенить воздух в его легких одним лишь взглядом и усилием воли. Это было страшно и пьяняще. Каждая вспышка его силы, каждое уничтоженное зло, — а он убедил себя, что сжигает только зло — бандитов, насильников, убийц — приносило волну тепла и эйфории.

Хуан накопил денег, собирая их с тел сожжённых, оставляя их одежду в целости, выбрался из трущоб и снял небольшую, но свою квартиру, в крепком доме, в центре Гвадалахары. С целыми стенами и с замком на двери. В ней не дул сквозняк и не воняло мочой. Казалось, холод был навсегда изгнан.

Но затем пришла Она. Тварь. Чёрная, потусторонняя, неестественная — словно демон из его самых глубоких детских кошмаров, обретший плоть и холод вернулся.

Первая встреча была обманчиво легкой. Вечером, когда Хуан возвращался с «работы» — охоты на очередных бандитов, которых почему-то не уменьшалось в числе, сколько бы он ни убивал, — его район, обычно чертовски шумный даже ночью, внезапно затих. Исчезли все привычные шумы: визг детей, лай бродячих собак, гул машин, даже редкие выстрелы где-то вдали. Даже ветер, и тот стих. Остался только навязчивый гул в ушах, и ненавистный холодок — знакомый до боли, до костей — пополз по спине.

Он остановился у входа в свой двор. Из глубокой тени в подворотне напротив, показалась непонятная фигура, движущаяся навстречу. Словно старуха: невысокая, сгорбленная, со странными, плавными и текучими движениями. Но это было обманчивое впечатление. Выбравшись из тени, Она явила миру свой истинный облик. Или часть его.

Жуткое чудище. Не человек и не зверь — нечто иное: Чёрное, с белым, костяным хвостом.

Но, что делать с чудовищами, Хуан прекрасно знал. Это было просто. Их нужно было сжигать.

Он сосредоточился на странном теле Твари. Оно было скользким для восприятия. Взгляд норовил замылиться, мысли расплывались. Но ярость, привычка к власти над пламенем и страх — дали ему силы удержать фокус.

Тварь ярко вспыхнула, разгоняя тени. Вспыхнула так, словно была как переполненная горючим бочка, и через несколько секунд на земле осталась лишь кучка серого, тлеющего пепла.

Парень выдохнул от облегчения.

Что бы это ни было — оно мертво. Он даже пнул пепел ногой, фыркнул с презрением. Еще одним чудищем меньше.

Его пламя было всемогущим, непобедимым. Холод страха, вызванный ее появлением, отступил перед жаром его силы.

Он ошибался. Ужасающе, фатально ошибался.

Тварь вернулась на следующий день. На рынке — шумном, грязном, разноцветном островке жизни посреди Гвадалахары. Туда он пошел прикупить немного нормальной еды.

Шум, гам, крики торговцев. Одуряющий аромат: сладкая вонь переспелых фруктов, едкий дым от жаровен с кукурузой, кислый запах пота, сладковатый дух гнили от мусорных баков. Хуан торговался за пару спелых манго, вдыхая их аромат, когда его снова охватило знакомое предчувствие смерти.

Она здесь.

Он резко обернулся, глаза, привыкшие выискивать угрозу, метнулись по толпе. Лица. Обычные человеческие лица. Покупатели, продавцы, дети, вроде ничего странного.

Но потом раздался пронзительный, истеричный визг на грани безумия. Молодой мужской голос, искаженный до неузнаваемости. Из толпы вырвался парень лет двадцати. Вот только на его лице была маска чистого, животного, неконтролируемого ужаса. Глаза выпучены, рот открыт в беззвучном крике — он бежал прямо на Хуана, спотыкаясь, падая, вскакивая, снося лотки и людей.

— Помоги! — Раздался захлебывающийся крик, полный паники. — Чудовище! Оно здесь! Оно внутри! Помоги!

Но голос… Его голос был неправильным. Слишком высоким и вибрирующим, как будто кричал не один человек, а