Последний исповедник - Эдуард Сероусов

Он признался, как начал выявлять "лицемеров" среди руководства Департамента – тех, кто публично преследовал верующих, но втайне сохранял собственные духовные практики. Как решил, что они должны быть наказаны за свое лицемерие. Как обнаружил систему подпольных исповедей и начал использовать ее как источник информации о "грешниках".

– Я верил, что действую как инструмент божественной справедливости, – сказал он. – Что наказывая тех, кто предает свою веру или использует систему для преследования верующих, я восстанавливаю баланс. А затем… затем я решил, что отдельных актов возмездия недостаточно. Что нужно масштабное действие, которое встряхнет всю систему.

Он описал свой план – использование модифицированного нейроизлучателя для создания массового религиозного опыта, за которым последовал бы взрыв, уничтожающий руководство системы. Он верил, что это создаст духовный и административный вакуум, который можно будет заполнить новым порядком, более открытым к духовному измерению жизни.

– Но вы остановили меня, – завершил он. – И, возможно, это к лучшему. Потому что теперь я вижу… я вижу, что действовал из той же логики контроля и насилия, которую хотел преодолеть. Я хотел навязать духовность так же, как система навязывает рациональность. Я стал зеркальным отражением того, против чего боролся.

Он замолчал, и в комнате установилась тишина. Томас долго обдумывал услышанное, пытаясь найти правильные слова. Не осуждения – Мерсье скоро предстояло перед судом куда более суровым, чем любой человеческий. Но и не дешевого утешения – его действия привели к смерти нескольких человек и могли привести к гораздо более масштабной трагедии.

– Вы упомянули, что у вас есть информация, – наконец сказал он. – Важная информация.

– Да, – кивнул Мерсье. – "Хранители рациональности" – группа, к которой я принадлежал. Они не просто комитет по борьбе с религиозным мышлением. Это… своего рода тайное общество внутри системы. Многие из них – бывшие верующие, прошедшие "когнитивную коррекцию", но сохранившие… особую одержимость вопросами веры и духовности.

Он рассказал о секретных исследованиях группы – изучении нейробиологии религиозного опыта, экспериментах с технологиями, влияющими на духовное восприятие, разработке более эффективных методов контроля над мыслями и верованиями.

– Они не остановятся на мне, – предупредил Мерсье. – Моя неудача будет для них лишь временной задержкой. Они продолжат свои эксперименты, свои попытки контролировать не только тела, но и души людей.

– Как мы можем их остановить? – спросил Томас. – У нас нет доказательств, нет официальных рычагов воздействия.

Мерсье слабо улыбнулся: – Но у вас есть нечто более мощное, отец Томас. У вас есть правда. И сеть людей – как на поверхности, так и под землей, – готовых эту правду распространять. – Он наклонился ближе. – Система боится не столько веры самой по себе, сколько идеи о том, что существуют истины за пределами ее контроля. Разрушьте монополию на истину – и система начнет трескаться.

– Это… не решение за один день, – задумчиво сказал Томас.

– Нет, – согласился Мерсье. – Это работа на годы, может быть, на десятилетия. Но разве не этим вы уже занимаетесь? Разве не в этом суть вашего служения – поддерживать веру в альтернативу, в возможность другого пути?

Томас медленно кивнул. В словах Мерсье была правда, которую он не мог отрицать. Его подпольное служение, система исповедей, сотрудничество с Ковчегом – все это было не просто сохранением религиозных ритуалов. Это было поддержанием надежды на мир, где духовность и рациональность могут сосуществовать, а не исключать друг друга.

– Есть еще кое-что, – добавил Мерсье. – Конкретные имена, локации, коды доступа к скрытым базам данных "Хранителей". – Он указал на свой висок. – Все здесь. И все будет уничтожено через… сколько там осталось? Пятнадцать минут?

– Как я могу получить эту информацию? – напряженно спросил Томас.

Мерсье горько улыбнулся: – Никак. Разве что… – Он сделал паузу. – Разве что отпущение грехов, которое вы мне дадите, будет включать епитимью в виде полного раскрытия этой информации. Так, чтобы это было частью исповеди, а не отдельным разговором.

Томас понял, что Мерсье предлагает. Если информация будет передана как часть исповеди, камеры наблюдения зафиксируют этот факт, но не содержание – специальные протоколы защиты тайны исповеди, существовавшие даже в этой антирелигиозной системе, гарантировали это.

– Хорошо, – кивнул Томас. – За ваши грехи я назначаю вам епитимью: полное и честное раскрытие всей информации о "Хранителях рациональности", которая может помочь предотвратить дальнейшие злоупотребления системой и защитить невинных.

Мерсье удовлетворенно кивнул и начал говорить – спокойно, методично, с ясностью и точностью ученого. Имена, даты, локации, пароли, процедуры. Структура организации "Хранителей", их истинные цели, их скрытые ресурсы. Все, что могло помочь Томасу и его союзникам в борьбе с системой, использующей рациональность как инструмент контроля.

Когда он закончил, в комнате снова установилась тишина. Время исповеди подходило к концу, и оба мужчины знали, что скоро войдет персонал, чтобы забрать Мерсье на процедуру "когнитивной коррекции".

– Ego te absolvo a peccatis tuis in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, – произнес Томас традиционную формулу отпущения грехов на латыни – языке, ставшем почти запретным в мире, отвергшем свое прошлое.

– Amen, – тихо ответил Мерсье.

Они смотрели друг на друга – священник и убийца, подпольный верующий и религиозный фанатик, две стороны одной медали, два пути, которые могла принять вера в мире, пытающемся ее уничтожить.

– Прощайте, отец Томас, – сказал Мерсье. – И… спасибо. За то, что выслушали. За то, что увидели во мне человека, а не только монстра.

– Прощайте, доктор Мерсье, – ответил Томас. – Я буду молиться за вас.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошли сотрудники Департамента в белых халатах, сопровождаемые охраной.

– Время, – сказал один из них. – Процедура подготовлена.

Мерсье поднялся с удивительным спокойствием, почти достоинством: – Я готов.

Томас смотрел, как его уводят – не сопротивляющегося, не умоляющего, а спокойно идущего навстречу своей судьбе. Человека, который сделал ужасный выбор, но в последние часы своего существования нашел мужество признать свои ошибки и попытаться что-то исправить.

Выйдя из комнаты, Томас встретился с ожидавшими его Ковачем и Сарой.

– Вы получили что-нибудь полезное? – тихо спросил инспектор.

– Да, – кивнул Томас. – Но обсудим это в более безопасном месте.

Они покинули здание Департамента, каждый со своими мыслями и чувствами. Томас – с новой информацией и новым пониманием сложности человеческой души. Ковач – с растущими сомнениями в системе, которой он служил. Сара – с решимостью продолжать свою тайную работу по изменению этой системы изнутри.

Впереди их ждала долгая борьба – не открытое восстание, но медленное, постепенное изменение мировоззрения, расширение пространства свободы, возвращение духовного измерения в мир, отчаянно пытающийся отрицать его необходимость.

И в этой борьбе им предстояло идти разными путями, но к одной цели