Главная проблема ректора космической академии - Алиса Линд

49.

Я выныриваю из тьмы плавно, точно мое сознание поднимается сквозь густую, тягучую жидкость. Веки тяжелые, но я заставляю себя открыть глаза. Первое, что я вижу, — ослепительно белый свет. Он заливает гладкие стены, отражаясь от панелей. Всё вокруг стерильное, чистое, будто это какая-то лаборатория.

Сердце на мгновение подпрыгивает от страха — вдруг меня все-таки определили на дальнейшие опыты? — но потом я замечаю едва заметные искажения на прозрачной подложке. Я в капсуле восстановления.

Стекло над головой покрыто тонкими, разбегающимися по краям каплями жидкости, и в этом слое воды отражается движение. Над капсулой кто-то склоняется. Мне нужно мгновение, чтобы понять, кто это.

Таррел.

Он нависает надо мной, обеспокоенный, напряженный, но в момент, когда я встречаюсь с ним взглядом, его черты смягчаются. Он живой, настоящий. Он здесь. Он пришел! Внутри ворочается возбуждение, которого вроде быть не должно, и я пока не понимаю, как реагировать на ощущения тела.

Крышка капсулы медленно съезжает в сторону, и на меня обрушивается сокрушительный удар альфа-волн. До меня сразу же доходит — чипа нет! Видимо, его сняли перед погружением меня в капсулу.

Я буквально задыхаюсь, дыхание мгновенно спирает. Я и забыла, как это было! Всё тело вспыхивает, словно меня пробивает разряд тока. В бедрах застревает дрожь, между ног печет, я судорожно вцепляюсь в края капсулы, сажусь, спина выгибается сама.

Боже… До чего развратно, наверное, я выгляжу, но думать сил нет. Я жадно смотрю на Таррела.

Боги, какой он красивый! Сильный, статный, идеальный. На нем темный китель, едва вмещающий мощь его плеч, подчеркивающий хищную силу. В его глазах мелькает та же жажда, которая сейчас мучает меня.

Он молча снимает китель, бросает его на кресло, остается в черной рубашке. Ткань плотно обтягивает его торс, подчеркивая каждую мышцу. Как бог войны.

Я не могу не пялиться. Так его хочу, что слабо контролирую, что делаю. Выбираюсь из капсулы и собираюсь подойти, но он берет большое махровое полотенце и аккуратно заворачивает меня, нежно проводя ладонями по плечам, по рукам, стирая остатки лечебной жидкости. Каждое его касание вызывает новый всплеск жара внутри, но он снова демонстрирует мне стальное самообладание. Я ведь знаю, что он ощущает мои альфа-волны так же, как и я его.

Но он мягко ставит мне на голову чип. Возбуждение, кажется, дошедшее до пика, стремительно падает.

— Прости, сейчас не время, — говорит Таррел ласковым голосом.

Я настораживаюсь. Вот уж не думала, что он по своей воле откажется от секса, а ведь момент был идеально подходящим. В душу просачивается досада.

— Что значит «не время»? — спрашиваю, повязывая полотенце на грудь плотнее. Что происходит, Таррел?

Он чуть улыбается — не хищно, не властно, а игриво, чертовски хитро.

— Ты ведь хочешь, чтобы твой настоящий отец признал тебя?

Всё внутри меня напрягается. Кажется, даже кости схватывает спазм. Я киваю. Конечно, я этого хочу!

— Через три часа слушания в Совете, на которых ты — главная ответчица, — продолжает он. — Тебе надо собираться.

Мозг ещё не пришел в себя после долгого сна в капсуле, и смысл его слов доходит до меня с задержкой.

— Подожди, а где мы вообще? — спрашиваю я.

— Военный госпиталь на Ксоре, — отвечает Таррел. — Твоя форма уже готова. Тебе надо принять душ и привести себя в подобающий вид.

Я улыбаюсь, скрещиваю руки на груди и чуть игриво наклоняю голову.

— Спинку не потрёшь?

Таррел качает головой, но в его глазах вспыхивает чистый, дикий голод.

— Мелисса… — его голос становится хриплым. — Ты не представляешь, как я тебя хочу.

Его взгляд скользит по моему лицу, задерживается на губах.

— Но сейчас правда не время, — добавляет он немного хрипло.

Я подхожу грациозным шагом, все ещё придерживая полотенце, чтобы не упало, поднимаюсь на цыпочки, провожу указательным пальцем по его подбородку, подчеркивая линию нижней губы, медленно, дразняще.

Таррел замирает.

Я заглядываю ему в глаза и целую его.

Глубоко. Медленно. Чувственно. Таррел обхватывает меня за талию и прижимает к себе.

Мне в живот тут же упирается живое горячее подтверждение его слов о желании.

Я разрываю поцелуй, улыбаюсь себе, облизываю губы и отстраняюсь первой.

— Вот теперь порядок, — мурлычу я. — Я пошла в душ.

Я направляюсь в боковую дверь не торопясь, предполагая, что должно за этим последовать, и… я была права. За спиной раздается шорох одежды, и Таррел догоняет меня двери в ванную уже обнаженный. Я не успеваю даже вздохнуть, когда он подхватывает меня на руки и рычит:

— Сама напросилась, бестия.

И заносит в отделанное гладкими панелями помещение.

50.

Таррел быстро настраивает воду, набирает нужную температуру и ставит меня под бьющие из потолка струи. Теплая вода смывает остатки восстанавливающей жидкости. Таррел встает под воду следом. Она ручейками стекает по его телу, делая его похожим на воплощенное совершенство.

Он наклоняется и целует меня. Жадно, грубо, собственнически. Это не поцелуй, а вторжение.

Упругий, требовательный язык проникает в рот, по-хозяйски проходится внутри. У меня кружится голова. Я и подумать не могла, насколько сильно мечтала о Тарреле и его напористых ласках.

Он поднимает меня за бедра и прижимает спиной к стене. Наклоняется, целует грудь, играет языком сначала с одним соском, затем с другим. Я изнываю от желания наконец ощутить его в себе, но степенно жду. Наслаждаюсь сладкой прелюдией.

Таррел растягивает эту сладкую пытку, целуя мою шею, прикусывает мочку уха. Он идеально чувствует, что я испытываю, нарочно не торопится.

— Ты сама напросилась, — повторяет хрипло. — Терпи теперь.

Я плавлюсь под прикосновениями и поцелуями, закусываю губу, царапаю мощные плечи моего ректора. И он наконец сдается.

Я ощущаю его твердый и теплый член буквально за мгновение до того, как он входит в меня, насаживает меня на себя в один жесткий, глубокий толчок. Растягивает и заполняет.

— Ах… — вырывается у меня от неожиданности и удовольствия.

Внизу живота скапливается дикое пожароподобное чувство. Я обхватываю Таррела ногами, упираясь пятками в крепкие ягодицы.

Он поддерживает меня под бёдра, стискивая так, что останутся синяки, прижимает меня к стене, и начинает двигаться. Размашисто и жадно. Он соскучился.

Это волшебно. Шлепки наших тел сливаются с шумом воды.

Я стону в голос, захлебываясь наслаждением. Я тоже очень скучала по этим ощущениям.

Каждое движение отзывается внутри взрывом блаженства.