Восхождение - Алим Онербекович Тыналин

дороги с модифицированным асфальтобетонным покрытием выше традиционного на восемнадцать процентов. Однако, — я сделал паузу, — при расчете полного жизненного цикла картина кардинально меняется. Срок службы нового покрытия без капитального ремонта составляет не менее пятнадцати лет против пяти-семи у традиционного. Если учесть затраты на ремонт и восстановление, экономия достигает сорока процентов за двадцатилетний период эксплуатации.

Пестовский углубился в изучение цифр, периодически делая пометки карандашом на полях.

— Впечатляет, — признал он наконец. — Особенно интересны показатели морозоустойчивости. В наших климатических условиях это критический параметр.

Представитель Наркомата обороны, молчавший до сих пор, подал голос:

— Товарищ Краснов, как новое покрытие поведет себя при проходе тяжелой техники, в частности, танков и артиллерийских тягачей? Выдержит ли гусеничный транспорт?

— Разумеется, товарищ полковник, — ответил я. — Модифицированный асфальтобетон обладает повышенной устойчивостью к концентрированным нагрузкам. Испытания на полигоне показали, что покрытие выдерживает до пятисот проходов тяжелой гусеничной техники без значимых повреждений. Традиционное покрытие начинает разрушаться уже после сотни проходов.

Военный удовлетворенно кивнул, делая пометку в блокноте.

Совещание продолжалось еще около двух часов. Обсуждались технические детали, вопросы организации производства, логистики поставок материалов. Наконец перешли к ключевому вопросу, строительству экспериментального участка.

— Предлагаю в качестве пилотного проекта выбрать участок Москва-Подольск, — сказал я, разворачивая карту Подмосковья. — Двенадцать километров интенсивно эксплуатируемой дороги с различными условиями: прямые участки, повороты, мосты, подъемы и спуски. Идеальный полигон для всесторонней проверки нового материала.

— Когда планируете начать строительство? — спросил Пестовский.

— Через месяц, как только завершится модернизация первой очереди завода и будет произведена пробная партия материала.

Когда все участники разошлись, я остался в зале наедине с Величковским и Вороножским. Эксцентричный химик с трудом высидел все совещание, периодически бормоча что-то о «созвездиях, благоприятствующих дорожному строительству», но в целом держался достойно.

— Блестящее выступление, Леонид Иванович, — сказал Величковский, собирая бумаги. — Вы сумели убедить даже самых закоренелых скептиков. Теперь дело за малым. Выполнить обещанное.

— А это уже во многом зависит от вас, Николай Александрович, — улыбнулся я. — И от нашего уважаемого Бориса Ильича. Как продвигается разработка промышленной технологии?

Вороножский, до этого рассеянно изучавший потолок зала, словно искал там астрологические знаки, встрепенулся:

— Николаус показывает отличные результаты! Модификаторы уже синтезированы в лабораторных условиях, осталось масштабировать процесс до промышленных объемов. Но, — он поднял палец вверх, — для этого необходимы реакторы с особой конфигурацией мешалок! Обычные не создадут необходимого завихрения потоков, соответствующего движению космических энергий!

Я внимательно посмотрел на химика, пытаясь отделить рациональное зерно от его астрологической мистики:

— Вы имеете в виду реакторы с турбулентным перемешиванием для равномерного распределения полимерных добавок?

— Именно! — обрадовался Вороножский. — Вы понимаете меня с полуслова, товарищ Краснов! Нам нужны именно турбулентные потоки, соответствующие вихрям галактик!

— Будут вам реакторы с турбулентным перемешиванием, Борис Ильич, — заверил я. — Уже ведутся переговоры с заводом «Красный пролетарий» о срочном изготовлении нестандартного оборудования.

Глава 20

Запуск нефтехима

Вскоре, уже после ремонта и запуска нового оборудования, я вновь стоял на территории бывшего нефтеперегонного завода, теперь официально переименованного в Московский нефтехимический комбинат. Перемены поражали воображение. Словно феникс из пепла, предприятие возрождалось в обновленном виде.

Вместо покосившихся складов возвышались новые корпуса из кирпича и бетона. Хаотичное переплетение труб уступило место аккуратным эстакадам с маркированными трубопроводами. Территория очистилась от многолетних наслоений нефтяных разливов, всюду видны признаки порядка и организации.

Но главной достопримечательностью стал новый цех. Сердце битумного производства.

Просторный корпус с высокими потолками и огромными окнами, пропускающими солнечный свет. Внутри располагались реакторы для окисления гудрона, установки для введения полимерных модификаторов, сложная система контроля параметров процесса.

Белозубов, заметно похудевший и осунувшийся за эти время напряженной работы, но с горящими от гордости глазами, лично проводил экскурсию:

— А вот и главная гордость, товарищ Краснов! Реакторы с турбулентным перемешиванием, как заказывал товарищ Вороножский. Уникальная конструкция, нигде таких больше нет.

Огромные стальные емкости с хитроумной системой перемешивающих устройств действительно впечатляли. Рядом с ними хлопотали инженеры и техники, проверяя оборудование перед запуском.

На противоположной стороне цеха располагалась лаборатория. Стеклянный куб, где молодые специалисты в белых халатах колдовали над пробирками и колбами.

Среди них выделялась фигура Вороножского в неизменном черном халате. Он размахивал руками, что-то горячо объясняя сотрудникам, периодически поглядывая в маленький астролябический инструмент.

— Как идет комплектация кадрами, Антон Макарович? — поинтересовался я, осматривая впечатляющую картину преображенного предприятия.

— Сложно, но справляемся, — ответил директор. — Костяк составляют наши старые специалисты, но много и новых, из института. Молодежь активная, с искрой, но опыта маловато. Приходится организовывать обучение прямо в процессе работы. Кстати, — он оживился, — Прокофий Кузьмич, тот самый мастер, которого вы заметили, стал настоящей находкой! Возглавил группу наставников, передает опыт молодым.

— Отлично, — я удовлетворенно кивнул. — Когда планируете первый экспериментальный пуск?

— Сегодня в шестнадцать часов, — Белозубов взглянул на часы. — Все готово, ждем только вашего распоряжения как директора-распорядителя «Союзнефти».

В этот момент к нам подлетел Вороножский, размахивая какими-то листками:

— Готово! Николаус подтверждает, астрохимический прогноз благоприятный! — Он сунул мне под нос графики с непонятными значками. — Видите? Соединение Юпитера с Сатурном! Идеальное время для активации полимерных цепей!

— Борис Ильич имеет в виду, что последние лабораторные испытания показали оптимальные результаты, — пояснил я для улыбающегося Белозубова, уже привыкшего к особому стилю гениального химика. — Все готово к промышленному запуску.

К шестнадцати часам возле пульта управления новой установкой собрались все ключевые участники проекта: руководство комбината, ведущие инженеры, представители «Союзнефти» и даже делегация от Наркомата путей сообщения во главе с Пестовским. Атмосфера напоминала запуск космического корабля, хотя речь шла «всего лишь» о производстве дорожного битума.

Центральное место у главного пульта занимал Прокофий Кузьмич. Тот самый пожилой рабочий, которого я заметил при первом посещении завода.

Теперь он выглядел иначе. Вместо поношенной спецовки чистая рабочая куртка с нашивкой «Старший мастер», вместо потухшего взгляда живой интерес в глазах.

— Начинаем процедуру запуска, — объявил Белозубов. — Прокофий Кузьмич, вам честь провести первый пуск новой установки.

Старый мастер кивнул и положил руки на рычаги управления. Его пальцы, покрытые мозолями от многолетней работы, двигались с удивительной точностью и уверенностью, словно музыкант, играющий на хорошо знакомом инструменте.

— Включаю подачу сырья, — негромко произнес он.

Система ожила. Загудели насосы, подающие гудрон в реакторы. Замигали индикаторы на приборных панелях.