Сибирское образование - Николай Лилин

Некоторое время спустя я встретил Стервятника и, не тратя много слов, перешел прямо к делу и разоблачил его. Мы поссорились, и я вышел лучшим, но с того дня Стервятник возненавидел меня и пытался отомстить любым возможным способом.

Однажды зимним вечером 1991 года я возвращался домой мертвецки пьяный с вечеринки. Я был с Мэлом, который был еще пьянее меня. Около полуночи на границе между нашим районом и Центром появился Стервятник с тремя своими друзьями: они обогнали нас на своих велосипедах и остановились перед нами, преграждая нам путь, а Стервятник достал из куртки двуствольное ружье 16-го калибра и дважды выстрелил в меня. Он ударил меня в грудь; патроны были набиты измельченными гвоздями. К счастью для меня, однако, эти патроны имели были небрежно засыпаны: в одной из них было слишком много пороха и всего несколько гвоздей, а пробка была вдавлена слишком глубоко; поэтому она взорвалась внутри, и ответный огонь опалил руку этого бедняги и часть его лица. С другим была допущена противоположная ошибка: в нем было слишком много гвоздей и слишком мало пудры, и, очевидно, пробка была закрыта неправильно, поэтому гвозди вылетали с меньшей скоростью и лишь немного порвали мою куртку; на самом деле, один из них попал мне на кожу, но мне не было больно, и я заметил это только пару дней спустя, когда увидел слегка красный волдырь. Мел бросился на них голыми руками и сумел сбить одного из них с ног и сломать его велосипед, так что они скрылись.

После этого эпизода с помощью всей банды я поймал Стервятника и нанес ему три ножевых ранения в бедро, как это было принято в нашем сообществе в знак презрения. Он не сдавался, но продолжал говорить всем, что хочет отомстить. Но тогда он все еще был никем, просто одним из многих подростков-правонарушителей на Железной дороге. Однако позже Стервятнику удалось построить успешную карьеру, и теперь он был лидером шайки головорезов, с которыми он делал вещи, за которые мы в нашем сообществе, по меньшей мере, отрезали бы себе яйца.

В тот февральский день, когда мы въехали в Железнодорожный район, я думал только о том, как бы побыстрее закончить работу и не столкнуться с этим дураком — моим врагом. Чтобы не беспокоить Мела этой историей и не заставлять его волноваться — потому что видеть его обеспокоенным было очень серьезно — я попыталась поговорить с ним о вечеринке по случаю дня рождения, которую я буду устраивать этим вечером, и о блюдах, которые приготовила для нас моя мама. Он внимательно слушал, и по выражению его лица было ясно, что он уже был там, за столом, и ел все это сам.

На Железной дороге, как и в нашем районе, мальчики были наблюдателями: они наблюдали за передвижениями всех, кто входил или выходил, а затем сообщали взрослым. Итак, нас сразу заметила небольшая группа мальчиков шести-семи лет. Мы пересекали первый двор района, и они сидели там в углу, стратегически важном месте, откуда им была хорошо видна каждая из двух дорог, которые вели из парка в район. Один из мальчиков, самый маленький, получил приказ от другого мальчика постарше, после чего он встал и пулей помчался к нам. В нашем округе мы так не поступали: если вам нужно было подойти к кому-то, вы шли группой; вы никогда не посылали только одного мальчика, не говоря уже о самом маленьком. И обычно ты вообще ни к кому не шел навстречу; ты организовывал все так, чтобы посторонние приходили к тебе, поэтому с самого начала ты ставил себя в положение превосходства.

Маленький мальчик был похож на маленького наркомана. Он был худым, и у него были два синих кольца вокруг глаз, явный признак того, что он нюхал клей — многие дети на железной дороге так накуривались. Мы издевались над ними, называя их «крутые парни», потому что они всегда носили с собой пластиковый пакет. Они наливали в него немного клея, а затем засовывали голову в пакет. Многие из них умерли вот так, от удушья, потому что у них даже не было сил снять мешок с головы; невероятное количество из них было найдено в различных маленьких тайниках по всему городу, в подвалах или в котельных центрального отопления, которые они превратили в убежища.

Так или иначе, этот маленький мальчик встал перед нами, вытер сопливый нос рукавом куртки и голосом, испорченным остатками клея, сказал:

«Эй, остановись! Куда ты идешь?»

Чтобы он знал, кто мы такие, я провел для него ускоренный курс хорошего воспитания:

«Куда ты дел свои манеры? Ты оставил их в кармане вместе со своей дорогой маленькой сумочкой?» Вас никто никогда не учил, что есть места, где, если вы не поздороваетесь с людьми, вы можете превратиться в баклана?[9] Вернитесь к своим друзьям и скажите им, чтобы они собрались все вместе и представились должным образом, если они хотят поговорить. В противном случае мы будем продолжать вести себя так, как будто мы их не видели!»

Еще до того, как я закончил, было видно, как его пятки взбивают снег.

Вскоре прибыла вся делегация во главе со своим лидером, маленьким мальчиком лет десяти, который, чтобы придать себе вид преступника, вертел в руках чотки — приспособление из хлеба, используемое карманниками для тренировки пальцев, чтобы сделать их более гибкими и чувствительными.

Он некоторое время смотрел на нас, а затем сказал:

«Меня зовут Борода». Доброе утро. Куда ты направляешься?»

В его голосе звучали безжизненные нотки. Он тоже, должно быть, был испорчен клеем.

«Я Николай «Колыма», — ответил я. «Это Андрей «Мел». Мы из Лоу-Ривер. Нам нужно передать письмо одному из ваших старейшин».

Борода, казалось, проснулся.

«Вы знаете человека, которому должны это передать?» — спросил он неожиданно вежливым тоном. «Вы знаете дорогу или вам нужно, чтобы кто-нибудь показал вам?»

Странно, подумал я. Я впервые слышу, чтобы кто-то из Железнодорожников предлагал показать вам дорогу; они известны своей грубостью. Может быть, сказал я себе, им сказали не позволять никому, кто въезжает в район, передвигаться самостоятельно. Но было бы безумием пытаться следовать за всеми — они бы ходили взад и вперед день и ночь.

Мы не знали ни адресата, ни дороги к его дому.

«Письмо для парня по имени Федор