Величие империи - Денис Старый

А вот мой Фонд, судя по всему, изрядно проседает. Ну так именно для этого он и создавался. Трачу деньги, чтобы оплачивать поставки вовремя. Есть надежда после получить из казны потраченное. Но, как говорится: надежда умирает последней.

— Бах! Бах! — разряжал я свой револьвер.

Буквально перед тем, как я всё-таки решил ехать в Петербург (а там накопилось очень много работы), была прислана на армейские испытания дюжина револьверов.

Это уже не то оружие, где нужно самостоятельно прокручивать барабан, подсыпать в ручную на полку порох. Теперь барабаны съёмные и могут меняться. Да, перезарядка картонных патронов очень сложна, но можно иметь три обоймы — этого хватит на любой бой. А ещё здесь была хитрая конструкция: по трубочке мерно доставлялись порции пороха, которые ложились на затравочную полку. Подобного в иной истории не было, точно!

И пусть пока мы очень далеки от создания унитарного патрона — не хватает понимания химии, — но уверен, что тот же Ломоносов что-нибудь да придумает.

— Мало! — сказал я, отстрелявшись.

— Что, простите? — спросил меня полковник… нет, с моей подачи уже бригадир, Миргородский.

— Очень мало такого оружия у нас, и как было бы неплохо, чтобы каждый офицер имел возможность в бою совершить шесть выстрелов без перезарядки. А потом вставить новый барабан и еще шесть раз поразить врага. Не страшен тогда и штыковой бой, — сказал я.

— Скажите тоже, господин генерал-лейтенант, — быть такого не может, чтобы подобного оружия было много, — сказал бригадир Миргородский.

Я лишь в ответ многозначительно улыбнулся.

СКИДКИ ДО 50% на Единственную на АТ серию книг о службе советских пограничников в Афганистане.

Бывалый офицер в отставке гибнет и попадает в СССР 80х. Чтобы спасти брата, а потом и свою заставу, он должен стать пограничником на Афганской границе.

Читать здесь: https://author.today/work/393429

Глава 18

Лучше кости глодать, чем прельститься сластями

За столом у мерзавцев, имеющих власть.

Омар Хайям

Петербург.

14 февраля 1736 года

Елизавета Петровна пребывала в отличном настроении. Казалось, что всё у неё удаётся и что она вот так, практически ничего не делая, может стать поистине Великой правительницей. Нужно еще только немного, победить турок, ну и со шведами окончательно решить и… На самом деле, так и много. Но участие престолоблюстительницы в тех процессах или не нужно, или минимально.

Конечно, закрадывались мысли, что можно было бы решить вопрос с титулом. Елизавету всё ещё коробило, когда к ней обращались не как к Величеству, а как к Великому Высочеству. Что это такое вообще? Не было подобного в России раньше, вот многие и терялись: от этого казалось, что она вроде бы и правительница, но какая-то неполноценная.

Есть среди придворных и те, кто намекает на подобное обстоятельство и что было бы хорошо и короноваться. Елизавета пока даже не думает что-либо предпринимать. Она чувствует, что есть те, или даже тот, кто сможет переиграть ее в случае, если начнётся новая интрига.

Так что пока Елизавета Петровна отыгрывала роль шальной императрицы, пусть и была всего лишь шальной престолоблюстительницей.

— Я довольна сегодня вами. Запомните это настроение. И завтра я хотела бы, чтобы вы были таким же. Столь же пылким и настойчивым, — сказала Елизавета Петровна, вставая на носочки и крутясь возле зеркала в полный рост.

Она была обнажена. Казалась счастливой, влюбленной. Вот только можно было говорить о влюбленности в саму себя: настолько нравилось Елизавете Петровне её отражение в зеркале. Такую красоту дарит Подобайлову!

И груди большие, но не висят, как у других баб. И лицом она пригожа. Власы — золотые, даже не рыжие. А ноги… До чего же ноги хороши! Вот таких ног нет ни у кого, — в том была полностью уверена Елизавета Петровна.

«И вот чего этому Норову не хватало?» — подумала Елизавета и скривилась.

Ей не нравилось то, что то и дело, постоянно, она вспоминает о генерал-лейтенанте. Продолжает сравнивать мужчин с ним. И Подобайлов, этот гвардейский офицер, выходец из казаков, был почти так же хорош, как Норов. Но вот это «почти»…

— Ты, матушка, как та богиня, — неуклюже отвешивал комплимент Подобайлов.

Нужно же что-то говорить после того, как несколько часов к ряду происходили постельные баталии. И них-то Иван был силен, хотя и выкладывался до предела. А вот в разговорах, так и не очень. С другими дамами, у Ивана Тарасовича язык, как то помело, без устали выдает витиеватые фразы и слова. Но тут государыня…

— Это с какой такой богиней ты меня сравниваешь? — лукаво спросила Елизавета.

Она знала, и это несколько отворачивало Лизу от нынешнего фаворита, что Иван Подобайлов не очень-то образованный человек. По крайней мере в том, какие были боги и богини в античности, Иван Тарасович не знал. А вот Елизавета Петровна восхищалась Античностью и знала имена богов, полубогов, много мифов и легенд, преданий…

— С Венерой али с Афродитой тебя сравнить хочу, только куда им до твоей истинной красоты, — сказал Иван.

Елизавета резко развернулась, взмахнув копной своих золотых волос, а ещё изрядно потревожив груди. Так резко поворачиваться — можно на поворотах не держать равновесие — уж больно массивный «утяжелитель» был у престолоблюстительницы. Вернее, сразу два. Иван засмотрелся.

— Кто научил, подсказал? — строго спросила Елизавета Петровна.

Иван Тарасович растерялся, как всегда в те моменты, когда надо было разговаривать до и после плотских утех. Это же можно относиться к Елизавете, как к бабе, и Подобайлов искренне пробовал это делать. И тогда говорить, что на язык «ляжет».

Но сама престолоблюстительница одёргивала его, утверждая, что никакая она не кабацкая подружка, а самая что ни на есть великая женщина, которая позволяет себя любить. А как любить великих? Разве же они не такие же бабы? Не понятно.

Так что Ивану Тарасовичу было уже в тягость всё то, что должно было окружать постель. Ну а когда они занимались этим… ну тем… Иван Тарасович не знал, как это можно называть их близость в приличном обществе, — когда они были в постели, он отыгрывался по полной. И оказывалось, что жёсткость и принципиальность в любовных играх у Елизаветы Петровны ценится превыше всего. И она даже была готова терпеть определённую необразованность и дремучесть своего любовника.