Тактик.1 - Тимофей Кулабухов

А мы сидели, молчали, словно сказали все слова на свете и больше слов не существует. Прости сидели и думали, каждый о своём.

Глава 20

Утро приносит похмелье

Утро пришло внезапно, серое, промозглое, пахнущее дымом и какой-то застарелой безнадегой.

Но вместе с ним пришло и нечто неожиданное, почти сюрреалистичное. Как ни в чём не бывало, к мосту, к нашим кое-как заделанным воротам, подтянулось несколько торговых караванов.

Купцы, закутанные в меха и толстые плащи, с опаской поглядывали на следы недавнего побоища — выломанные ворота, почерневшие камни, кровь, которую еще не успели смыть, но деловой интерес, видимо, перевешивал страх. Деньги, как известно, не пахнут, даже если вокруг еще витает призрак смерти.

Мы с Мейнардом под прикрытием нескольких вооружённых солдат опасливо открыли ворота, Эрик вышел вперёд.

— Э-э-э… господа военные, — обратился к Эрику, вышедшему им навстречу с самым невозмутимым видом, один из торговцев, самый бойкий на вид, с хитрыми глазками и толстым кошельком на поясе. — А кому тут мзду платить за проход? Мэр Мюнцер обычно этим занимался… Мы слыхали, тут у вас неспокойно было…

Эрик, не моргнув глазом, оперся на свой лук и протянул руку ладонью вверх.

— Мне. Сейчас делами занимаюсь я.

— А расценки не поменялись?

— Нет, всё по-старому. Мы за торговую стабильность.

И каждый караванщик дал ему заранее подготовленный мешочек с монетами.

Пока караваны двигались по центральному проходу мы посмотрели на Эрика.

— Ну что? Чего вы смотрите? Караваны ходят, приказа перекрыть тракт не было. Не было же, Мейнард? Ну и вот. А деньги… Считайте это частью той суммы, которую мэр так и не заплатил нам за охрану и причиненное беспокойство.

Вслед за торговцами в город начали возвращаться и беженцы. Понурые, испуганные, но живые. Они с опаской оглядывали разрушения, искали свои дома, искренне дивились, что дома не были разграблены.

Вместе с ними, к нашему удивлению и некоторому облегчению, прибыл и небольшой отряд конницы Ордена — человек сорок, не больше, во главе с суровым, обветренным старшиной по имени Вайоник, чье лицо напоминало старый потрескавшийся от времени сапог.

— Нас направили из ближайшего форта, — доложил он Мейнарду, отдавая честь почти безукоризненно. — Получили ваше сообщение, сержант. Не ожидали, что вы тут такое устроите. Думали, преувеличиваете. Молодцы, что продержались. Я не вправе решать, что будет дальше, но о нападении и вашей героической обороне я немедленно доложу командованию.

Его «немедленно» оказалось намного серьёзнее нашей птичьей почты.

У старшины оказался при себе интересный артефакт — небольшая металлическая коробочка с какими-то тускло светящимися кристаллами и несколькими рычажками. Что-то вроде нашей рации, только на местный, магический манер. Поколдовав с ней минут пять, нашептав какие-то пароли, он установил связь, и из коробочки послышался треск и чей-то недовольный голос.

Вайоник громко, четко, не скупясь на эпитеты в наш адрес, доложил обстановку, особо отметив, что «Республика Танне, вероломно нарушив все договоры, совершила неспровоцированный акт войны против Ордена Ре Бахтал, но была с позором отбита доблестным гарнизоном крепости».

Мы забрали трупы своих товарищей из внешней караулки, поставили там новый пост.

Не прошло и полудня, как земля задрожала от конского топота, и в крепость, взмыленный и разъярённый, как раненый медведь, ворвался уже знакомый нам рыцарь — граф Длай-Ка-Кобетуш. Он, конечно, нас не помнил, в его бурной рыцарской жизни таких, как мы, сержантов и рядовых, были сотни, если не тысячи.

— Кто старший⁈ Доложите, какого беса здесь происходит⁈ — прогремел он, спешиваясь так резко, что его конь едва не встал на дыбы, и чуть не сбив с ног подбежавшего Мейнарда, пытавшегося отдать честь. — Докладывайте! Живо! И без утайки!

Он выслушал наш сбивчивый, но в целом правдивый отчёт о нападении, предательстве мэра и нашей импровизированной обороне. Про хлор и его «чудесные» свойства мы упомянули вскользь, назвав это «нестандартным тактическим приёмом с использованием сильнодействующих алхимических составов для дезориентации противника».

Граф хмыкнул, его густые брови сошлись на переносице, но уточнять не стал. Когда мы провели его в помещение с рядами трупов, его впечатлило количество врагов.

Видимо, результат его устраивал больше, чем методы. Главное, победа и сохранение стратегического объекта.

— Ясно, — буркнул он, когда мы закончили, и прошелся взад-вперёд, хрустя сапогами по камням. — Значит, так. Ваша рота, сержант Мейнард, и отряд старшины Вайоника продолжают охранять крепость и мост. Со стороны республики должен прибыть дипломат для переговоров. До его прибытия — никаких враждебных действий! Никакой самодеятельности! Понятно?

Эрик, пользуясь моментом, когда граф немного остыл, встрял:

— Ваша светлость, а что с мэром Мюнцером? Этой продажной шкурой? Его удалось задержать?

Граф скривился, словно откусил лимон или вспомнил о старой зубной боли.

— А, этот… Поймали этого мерзавца, патруль его перехватил в горах, когда он уже почти добрался до границы. Пытался к своим дружкам из Танне удрать, прихватив городскую казну. Жители крепости, кстати, уже дали показания о его измене. Так что участь его решена. Повесят, как собаку. Не отрубят голову, не благородный. Но это после суда, конечно. Формальности должны быть соблюдены, даже для таких, как он.

Пока ждали посла, граф устроил нам троим — мне, Эрику и Мейнарду подробный, почти следственный допрос. Мы снова, уже более обстоятельно, шаг за шагом, рассказали о событиях последних суток. Граф слушал внимательно, не перебивая, иногда задавая короткие, уточняющие вопросы, от которых становилось не по себе. Он был профессионалом, и его интересовали факты, детали, а не наши эмоции или оправдания.

К вечеру, когда солнце уже клонилось к заснеженным вершинам, прибыл и посол от Торговой Республики Танне. Холёный, одетый с иголочки господин с бегающими глазками, слишком вкрадчивым голосом и руками, которые он постоянно потирал, словно смывая с них невидимую грязь.

Граф Длай-Ка-Кобетуш заперся с ним в бывшей резиденции Мюнцера, и всю ночь оттуда доносились их повышенные голоса, перемежаемые стуком кулака по столу и звоном разбитой посуды. Переговоры шли тяжело, и, судя по звукам, обе стороны не стеснялись в выражениях.

Утром, когда измотанный и злой, как сто чертей, граф наконец вышел, он объявил результат: мир заключен. Или, скорее, перемирие.

— Эти торгашеские выродки, — процедил он сквозь зубы, явно всё ещё кипя от злости