Тактик.1 - Тимофей Кулабухов

и недосыпа, — первые два часа пытались доказать, что это мы на них напали, а они, бедные-несчастные, только защищались от произвола Ордена! Но потом, когда я пригрозил им тотальной войной, блокадой всех торговых путей и полным разорением, пошли на попятную. В общем, Республика заплатит Ордену кругленькую сумму золотом за причинённый ущерб, за каждого убитого наёмника, за моральный вред и за сам факт нападения. И клятвенно обещает больше не соваться на нашу территорию. Война закончена. Пока что.

Он устало потер лоб, на котором выступили капельки пота.

— Вас троих, — он обвел нас тяжёлым взглядом, в котором, однако, промелькнуло что-то вроде уважения, — за проявленную доблесть, стойкость и умелое командование в критической ситуации повышаю до старших сержантов. Рота пока остается здесь, под вашим командованием, до прибытия нового отряда. Через пару недель сюда будет переброшен рыцарь Руаббер Второй со своим личным отрядом, он сменит вас на этом посту. Место стало неспокойным, тут должен быть рыцарь, а его личная дружина составит новый гарнизон.

— А кто будет управлять городом, Ваша светлость? — снова встрял Эрик, его глаза блеснули неподдельным интересом. — Мэр-то арестован, а жизнь идёт, налоги собирать надо, порядок поддерживать.

Граф посмотрел на него с каким-то странным выражением, не то насмешливым, не то просто смертельно усталым.

— А Вы и будете, старший сержант Эрик. Раз такой инициативный и хозяйственный. Временно, конечно. До назначения нового мэра Орденом. Считайте это дополнительной нагрузкой за доблесть.

Он то ли пошутил, то ли действительно решил свалить на Эрика эту головную боль. Эрик, однако, не выглядел расстроенным, скорее наоборот, в его глазах заплясали деловитые огоньки. Довольный собой, граф отправился на мост, чтобы проводить посла республики, который, судя по его помятому виду и красным глазам, тоже провел бессонную ночь.

Чуть позже вся наша рота, точнее, то, что от неё осталось, была построена на площади перед мостом.

Со стороны республики подъехало множество телег, на которые понурые крестьяне из Танне, под охраной десятка своих солдат, начали грузить трупы своих соотечественников-наёмников. Мрачная, но необходимая работа.

Граф Длай-Ка-Кобетуш, сменив гнев на милость, или, по крайней мере, на хорошо разыгранную любезность, необыкновенно вежливо прощался с послом, они даже обменялись какими-то формальными подарками — шкатулкой с гербом Ордена и каким-то свёртком из дорогой ткани.

Когда посол и похоронная процессия скрылись из вида за поворотом дороги, граф повернулся к нам.

— Не обольщайтесь этой внешней вежливостью, — сказал он тихо, но так, чтобы слышали только мы трое. — Это политика. Искусство лицемерия и двойных стандартов. В бою я бы прирезал этого скользкого ублюдка без малейшей жалости и с большим удовольствием. А на переговорах приходится улыбаться и пожимать ему руку, обсуждая компенсации. Политика — штука обманчивая и грязная, запомните это, сержанты. Грязнее, чем окопная грязь.

— Мы уже видели, как выглядит Ваша политика на практике, Ваша светлость, — не удержался я, вспомнив вчерашний день, наполненный ужасом, кровью и хлором. — Это был таран, арбалеты и убийцы в масках. До Вашего приезда.

Граф нахмурился, его рука легла на эфес меча.

— Таран? Кстати, а где вражеский таран? Я не видел никакого тарана.

Эрик мгновенно среагировал, шагнув вперед с самой невинной улыбкой, на какую был способен.

— Упал с моста, Ваша светлость. Во время боя. Тяжёлый был, не удержали, пока шёл пехотный навал. Наверное, разбился, река унесла обломки или утонули они. Горные реки глубокие.

Граф кивнул, не придав этому значения, или сделав вид, что поверил. Он выпил стакан вина, который ему услужливо поднес один из конников (из запасов Мюнцера), и, отдав последние распоряжения старшине Вайонику, отбыл вместе с ним и конным отрядом, оставив нас снова хозяевами положения в этой Богом забытой дыре, пропахшей смертью и предательством.

Как только граф и его свита скрылись из виду, мы с Мейнардом одновременно повернулись к Эрику.

— Продал? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

Эрик невинно улыбнулся, потирая руки.

— Ну, не совсем продал. Скажем так, обменял на Чёрном рынке. Нужно же было как-то компенсировать убытки тем купцам, с которыми я собирался наладить мыловаренный бизнес. Помнишь те реактивы, что пошли на хлор? Так вот, таран — это, так сказать, неустойка. В широком смысле, таран оплатил ту самую химию, что так эффективно упокоила наших врагов. И ещё немного осталось на восстановление городской инфраструктуры. Теперь, когда я тут вроде как за мэра…

— Мир действительно полон иронии, — покачал я головой, глядя, как жизнь в крепости потихоньку, очень медленно, но возвращается в свое русло.

Мы провожали графа до внешних ворот, так что находились фактически в гражданской зоне крепости.

Местные жители, высыпавшие на улицы, уже не смотрели на нас с прежним страхом или недоверием. Некоторые подходили, кланялись, благодарили. Но не за победу над абстрактным врагом, не за защиту чести Ордена, о которой они, скорее всего, и не думали.

Они благодарили за то, что мы спасли их дома, их скудное имущество, их жизни. Я вдруг понял, что для этих людей «Родина» — это не громкие слова и не далёкие знамёна. Родина — это вот эти кривые улочки, этот холодный камень стен, эта маленькая, пропахшая дымом каморка, где ждет семья. И за эту Родину они готовы цепляться зубами, даже если она выглядит такой же убогой и неприветливой, как это Ущелье Двойной Луны, крепость и мост имени их же.

Эрик, стоя рядом, вдруг тихонько замурлыкал какую-то незамысловатую английскую песенку о предприимчивом торговце. То ли от облегчения, то ли от предвкушения новых «мэрских» забот и возможностей.

Из строя вышел один из наших капралов, Увалень, который чудом пережил все наши передряги.

— Господин старший сержант Ростик, — обратился он ко мне, старательно выговаривая новое звание и пытаясь придать лицу самое бравое выражение. — А долго нам еще тут стоять? Или можно уже обед готовить? Вы же сами нас учили: война войной, а обед по расписанию. А то животы подвело, сил нет.

Я посмотрел на своих солдат — уставших, грязных, с синяками под глазами, но не сломленных. В их глазах уже не было того животного ужаса, что вчера утром. Была усталость, но и какая-то новая, твёрдая уверенность. И улыбнулся. Впервые за эти проклятые сутки — искренне.

— Разойдись. Идите готовить обед, прибираться в казарме, отдыхать и кушать. Похоже, сегодня мы заслужили обед и отдых. И добавьте нам в котел двойную порцию