Верховенство мёртвых теней - Ария Атлас

Туман рассеялся, и фигуры уже не казались такими неестественными – это были обычные люди, в разной степени покрытые кровью, в рваной одежде и с взъерошенными волосами. Но хуже всего – каждый из них скалился, готовясь к нападению.

Я выискивал в толпе знакомое лицо, напоминающее более взрослую и уставшую версию моей девушки, но среди магов его не нашлось. Я насчитал по меньшей мере двадцать фигур, и некоторые, несомненно, уже прятались где-то на кладбище, опасаясь прямого столкновения. Если отец чему-то и научил меня, так это тому, что на каждом поле боя были тру́сы.

Мора ускорила шаг.

– Нет, нет, нет… – шептала она.

Она вертела головой, лихорадочно озираясь.

Однако ее матери среди магов не оказалось. К нам приближался хромающий Иосиф, который вырвался из рук Верховенств во время взрыва.

– Мама! – заверещала она, и в этом крике было столько боли и тоски, что я сжался.

Я ощущал эту боль, будто свою.

– Не ищи ее, девочка, твоей матери здесь нет, – сказал Иосиф.

Мора упала на колени и растворилась в оглушающих рыданиях.

– Что значит ее нет? Где она? – прорычал я.

– В лимбо ее никогда и не было, – прозвучал женский голос справа.

Перед нами оказалась смуглая незнакомка с копной распушившихся черных кудрей в запылившемся зеленом платье с дыркой на груди. В руке она держала миску с остатками крови Моры. Незнакомка обмакнула в нее палец. Я с ужасом осознал, что маги восстанавливались слишком быстро, и они вовсе не напоминали бледнокровок, вернувшихся из Покрова.

У этих магов сохранилась сила.

Я рывком поднял Мору на ноги и прижал к себе. Она заскулила.

«Мора, доченька, где ты?» – произнесла у меня в голове женщина. Голосом, который ужасно походил на голос Тамалы.

Мора жалобно взглянула на меня, и я понял, что она передала мне то, что услышала сама.

Я знал, что женщина, стоявшая перед нами, – один из самых сильных гемансеров. Она воздействовала на разум человека и могла заставить видеть или слышать все, что заблагорассудится, стоит ей завладеть кровью жертвы. Такие маги очень давно не рождались из-за того, что предки Миноса вырезали их линию за неповиновение и противостояние королевской семье.

Значит, Мора правда видела и слышала кого-то из лимбо, вот только не свою мать. Эта ведьма выдавала себя за Тамалу!

Всхлипы Моры усилились, а затем она закричала на все кладбище, точно раненое животное. Она все поняла.

Я попятился, краем глаза заметив, как члены Верховенств приблизились к нам. Восставшие из мертвых маги по численности превышали нас, и оставалось лишь надеяться, что они были слабее после волшебного оживления.

Поляна, где совсем недавно Мора и Иосиф держались за руки, открывая путь в другое измерение, заполнилась напуганными магами. Они топтали чужие могилы, совершенно об этом не заботясь.

Меня будто окатили ведром ледяной воды. Я зарычал. Недоуменные взгляды встретили меня, и зрение застелило алым.

– У них ее кровь! – дрожащим голосом произнес я.

Кто-то громко выругался. Я нашел взглядом сестру, которая, побелев как простыня, внимательно наблюдала за происходящим с кинжалом в руке.

Чьи-то холодные ладони легли мне на плечи, и я дернулся, готовясь к драке. Но передо мной стояла Гарцель. Нахмурившись, она взглянула на Мору, и ее глаза наполнились слезами.

– Я делаю это для нее, но в последний раз, – сказала ведьма и, открыв портал, грубо пихнула нас прямиком в черную дыру.

Мора не сопротивлялась. Она повалилась в пропасть, хватаясь за мою куртку как за спасательный круг.

16

Мертвые души

Мора

Я снова проснулась в своей спальне в замке теней и испытала жуткое чувство дежавю. Комнату заливал солнечный свет, будто ничего ужасного и не произошло. Жизнь продолжалась, закаты и рассветы наступали по расписанию, а океан размеренно разбивался о скалы. Я лежала под пуховым одеялом, которое хотелось с себя скинуть. Стало жарко и тесно в груди, но я не могла пошевелиться, потому что тело точно налилось свинцом.

Ратбоун читал в кресле, которого здесь раньше не было. И стопку книг на полу я тоже раньше не замечала. Неужели ритуал на кладбище и лимбо мне приснились? По коже пробежали мурашки, а дыхание сбилось. Я потерла лицо рукой.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил парень.

– А ты разве не знаешь? – фыркнула я и тут же мысленно отругала себя.

Сарказм и уход от ответа – мой щит против некомфортных ситуаций. Вот только Ратбоун этого не заслужил. Он не виноват, что у меня на душе кошки не просто скребли, а умерли целым выводком.

Мамы словно не стало второй раз. Я решила зарыться в одеяло поглубже, пусть оно меня придушит.

Ратбоун сел на пол у кровати и положил подбородок на матрас.

– А если серьезно? – спросил он.

Не в силах терпеть обеспокоенный вид Ратбоуна с его щенячьими глазами, хмурым лбом и слегка выпяченной вперед нижней губой, я перевела взгляд в потолок.

– Я больше так не могу, – вырвалось у меня.

Голос охрип, во рту пересохло. Ратбоун, понимая мое состояние без слов, тут же принес воды.

– Просто почитай мне, – попросила я.

Ратбоун послушно взял с кресла книгу, которой так усердно зачитывался. Я заметила, что у нее обтрепались уголки, и задумалась: взял ли он книгу у кого-то в замке или сам настолько зачитал ее, что она начала рассыпаться?

А ведь я обещала ему собственную библиотеку…

– По сюжету девушку бросает парень, но он не простой человек… Он – вампир. И когда он уезжает, то забирает у нее все свои подарки, фотографии и любые доказательства того, что реален. Она впадает в затяжную депрессию, – рассказал Ратбоун.

– Как жестоко!

– Согласен. Однако таким образом он пытается защитить ее, уберечь от своего жестокого мира. На нее уже нападали в прошлом, и он больше не хочет причинять ей боль. Он наверняка пожалел, что их встреча принесла столько бед в ее жизнь…

Парень вздохнул и отвел глаза. Я напряглась. Его слова уже не относились к истории, которую он прочитал в книге, не так ли? Неужели он винит себя в том, что произошло? Он ведь не понимал, что делает. Ратбоун был сам не свой после воскрешения.

Я с трудом вытащила руку из-под одеяла и обняла Ратбоуна за шею, заставляя повернуться ко мне.

– Ты не виноват. Виноват только один человек, его звали Минос. Пусть он горит