Хоррормейкеры - Пол Дж. Тремблей

смотреть на Клео, не занимая чем-то руки, и я знал, что никогда не смогу спороть что-нибудь по-настоящему резкое. – В общем, весь ее образ сводится к тому, что она вроде как не ищет смерти, но и не то чтобы ей препятствует. Типа, раз случится – так тому и быть. Так вот, эта часть персонажа… она тоже – от тебя?

– И да, и нет. – Она потерла глаза под очками, и я попытался извиниться, но она оборвала меня. – Нет, все в порядке. Тронута твоим интересом. Смотри, в чем дело: я боюсь быть кем-то, кто мог бы делать то, что делает героиня Клео, и я боюсь думать, как она… боюсь, что буду думать так, как она, всегда. Могу ошибаться, но, сдается мне, все мы в какой-то момент жизни, особенно в подростковом возрасте, чувствуем, что хотим умереть, и в то же время жутко боимся этого… Это же просто этап… часть нашей жизни – верно говорю?

Официантка заполнила паузу, подав мне газировку в высоком прозрачном пластиковом стаканчике. Я не знал, как реагировать на ответ Клео, и поэтому сделал глупость. Щедро отпив через соломинку, сказал:

– Трудно вести серьезный разговор о проблемах бытия, когда кто-то пьет кока-колу. – Чтобы сделать довод нагляднее, я рыгнул.

– Фу. – Клео закатила глаза. – Надо было подать тебе эту штуку в стакане со специальной крышечкой-непроливайкой. Ну, знаешь, как детям подают.

– Черт, да, крышечки не хватает. – Я отхлебнул еще раз, а затем позволил-таки себе обещанную слабенькую бестактность: – Ну что ж, получается, у тебя нет никаких суицидальных настроений?

– Нет. Прямо сейчас – точно нет.

– Ну вот и хорошо.

– Хватит уже воспринимать этот сценарий буквально, – сказала Клео. – У нас с Валентиной была славная заброшенная школа на примете, и мы хотели снять фильм ужасов, как-то задействовав ее в качестве декорации. Я написала о том, что меня пугает. Даже если не могу полностью описать, что же меня пугает. То, что я сказала минуту назад, – только часть того, что меня пугает. Сценарий – это полноценное объяснение, ну или исследование. Кто сказал, что при написании сценария нужно доверять своему подсознанию? Никто, но именно это я и сделала. Существует так много типов фильмов ужасов, много разных подходов к ним. Мои любимые ужастики похожи на лихорадочные сны – те, что на первый взгляд противоречат логике повседневной жизни, но каким-то образом раскрывают то, что на самом деле прикрыто этой логикой. Это кино до того жизнеподобное в своей абсурдности, что пугает не на шутку… и при этом – ну, не знаю, очаровывает, располагает к себе.

– Уверен, от твоего фильма все будут в восторге.

Клео показала мне язык:

– Учти, на мои деньги ты пируешь в последний раз.

– Прости, я… Я просто хотел сказать, что это достойная работа. Без каких-либо кривотолков, честно.

– Какой же ты несносный. – Клео порылась в сумочке в поисках наличных, чтобы оплатить счет. – Я понимаю, тебе в голову запал персонаж Клео… но, вообще-то, всех остальных тоже придумала я. Даже если Валентина – почти та самая Валентина из жизни, а Карсон – это Карсон… и отец его – по большей части не Минотавр, но все-таки узнается… и Глист – ну, ты понимаешь, к чему клоню… в общем, все эти персонажи – тоже продукты моего ума. Они – это тоже я.

– Именно этого я и боюсь.

– Чего?

– Ты хорошо знаешь Валентину и Карсона. И их персонажи носят их же реальные имена. Но ты ведь совсем не знала меня, когда работала над образом Глиста. – Я сделал паузу, потому что уже потерял нить разговора и не смог бы объяснить, как недели в маске и пребывание в отеле в одиночестве изменили меня. Итак, я выдал ей одну из своих фирменных шуток: – Боюсь, что я – плод твоего воображения. Что ты меня создала.

– Не вини меня. Вини маску. Она проклята – ты же не забыл?..

ИНТ. ЗАБРОШЕННАЯ ШКОЛА, ВТОРОЙ ЭТАЖ – ПРОДОЛЖЕНИЕ

Клео добегает до верхней площадки лестницы. Лунный свет льется через большие окна позади нее. Школа при этом свете очень уж напоминает развалины церкви или готического собора.

Клео запыхалась, но у нее в запасе еще достаточно сил, чтобы пробежать по коридору второго этажа. Она больше не оглядывается через плечо. Она и так знает, что он никуда не делся.

Глист поднимается по лестнице следом. Он нагоняет ее.

Клео нужно миновать еще один порог, и когда она ныряет в класс, то даже не утруждает себя закрытием двери за собой.

ИНТ. ЗАБРОШЕННАЯ ШКОЛА, КЛАСС – ПРОДОЛЖЕНИЕ

Мы уже в классе – ждем ее, ждем их. Такое чувство, что мы не были здесь уже много лет… а возможно, никогда отсюда и не уходили.

Клео бросается вперед, к учительскому столу, где лежит бензопила, оставленная Карсоном.

Глист медленно входит в класс, наполняя его грозной аурой неминуемой беды.

На видавшем виды лезвии бензопилы отражается ночной свет, льющийся через окно. Клео берет бензопилу со стола (вынимает меч из камня) и один раз дергает за шнур, но та… не заводится!

Глист уже близко; он кажется ужасно большим, его руки жутко длинные, а маска – словно морда доисторического безымянного хищника.

Он хочет, чтобы Клео снова закричала. Он хочет, чтобы она закричала по-настоящему.

Клео возится с бензопилой: где-то у нее должен иметься предохранитель, нужно просто его отщелкнуть. И вот она его находит. Вторая попытка! Бензопила «чихает» облачком дыма… и с ревом оживает. Она – тоже своего рода воплощение древнего хищника: безмозглая, разрушительная, не знающая жалости. Ее стальные зубы лязгают, двигаясь в ритуальном танце, их поблескивающие очертания расплываются, сливаются в одну смертоносную дугу.

Глист останавливается, когда оказывается на расстоянии вытянутой руки от Клео.

Они – как две точки на окружности: вращаются вместе, образуя свою собственную петлю, собственный ритуал; и на полу между ними алеет кровавый символ.

Вот этот вот зловещий танец двух древних хищников Валентина заставила нас отрепетировать столько раз, что пришлось даже заправить бензопилу по новой. Комната пропахла жженой смазкой и бензином. Даже приоткрытые окна в задней части класса не помогли, потому что, несмотря на поздний час, было ужасно жарко и влажно. Боже, эта бензопила работала так чертовски громко, что мы не слышали, как Валентина кричит «снято»! Пришлось тогда ей всякий раз вбегать в поле нашего зрения – и проводить ребром ладони по горлу, чтоб мы остановились. Мне от этого ее жеста стало не по себе, но уже после