Былины Окоротья - Егор Андреев

тонким женским криком, который тут же прервался гортанным животным рычанием, переходящим в вой. Прокуд побледнел, как полотно, и рванул с места. Растолкав плечами воинов, он опрометью бросился вперед.

– Люба-а-ава! Невестушка моя! Любонька, я уже иду! – с рыданием заголосил он, слепо кидаясь через ров.

– Стой! Пропадешь! – крикнули ему вслед, но зареченец словно не слышал. Увязая, спотыкаясь, падая в жижу и вставая, он все равно продолжал идти. Вскоре Прокуд выбрался на противоположный берег рва и скрылся в проломе.

– Твою мать! – ругнулся Всеволод. – Пантелей, твоя десятка идет первой. Проходим перекоп по трое. Первая тройка в охраненье, остальные помогают вновь подошедшим. Алеко, будешь командовать людьми вместо Видогоста, замкнешь строй. Лучники, как переберетесь, пальцы держать на тетиве, бить во все, что хоть немного не походит на живого человека! Государыня Врасопряха… Ксыр. Прошу, держитесь за нашими спинами, так мне будет спокойней.

– Я могу и сама о себе позаботиться! – резко бросила растрепанная, взопревшая волшебница. Изнуренная резвым переходом, она тем не менее старалась казаться самоуверенной и гордой. Только у Всеволода не было времени тешить самолюбие своенравной ведьмы.

– Не сомневаюсь, а Макар и Тмил тебе в этом помогут. – Воевода кивнул паре рослых кметов: – Слыхали, головой мне отвечаете за сохранность государыни ворожеи.

Видя, что Врасопряха собирается поспорить, Всеволод опередил ее:

– Знаю, с Ксыром ты как за каменной стеной, но я сам видел, что на сотворение даже малого заклятья тебе требуется время. Нет, не возражай. Так вот, эти двое его тебе обеспечат. Все, хватит разговоров! Вперед!

Отряд, в считаные минуты перебравшись через ров, ступил в деревню.

Путь сквозь пролом вывел их в узкий закуток меж двух строений. Одно – изба, повернутая к ним приделом [70]. Второе, высокое, судя по разбросанным вокруг снопам обмолоченного жита, когда-то служило амбаром. Хрустя гнилой прошлогодней соломой, витязи медленно двинулись между стенами. Во тьму.

Первыми шла тройка лучников. Собранные, настороженные, они опасливо продвигались вперед, готовые мгновенно натянуть и спустить тетиву. Идущие следом воины несли тяжелые ратные копья и ростовые щиты. Держа над головой факелы, они освещали проулок, поскольку даже самому умелому стрелку нужно видеть, куда целиться и в кого стрелять. В случае опасности копейщики спрячут отступающих стрелков за стеной щитов. Остальная часть дружины следовала за ними, обнажив мечи и взяв наизготовку топоры. Теперь ни одному врагу не суждено было застать их врасплох.

Где-то сбоку раздался трескучий грохот, и в небо выстрелил сноп искр. Взмывший рой огненных насекомых заплясал в беснующихся клубах дыма. Это в горящем доме, скрытом от кметов изгибом переулка, провалилась крыша. С другой стороны деревни залаяла собака, но тут же смолкла, подавившись визгом. Рычание дворняги подхватил кто-то другой, гораздо более… матерый.

Впереди раздался плач.

– Люба, Любавушка! – причитал Прокуд, упав на колени перед чем-то, что выглядело как изодранный в клочья ворох тряпья. Неловко подняв изувеченное тело, крепач, покачиваясь, встал. Глаза его, полные слез и горя, ошалело уставились на воеводу.

– Как же ж так-то… Почему… – Закончить несчастный болотник не успел.

Что-то серое молнией спрыгнуло с крыши амбара на спину Прокуда. Продолговатая тень, похожая на волка, еще в полете извернулась, схватила челюстями парня за шею и одним мощным рывком разорвала ему горло. Гриди в ужасе замерли. Тело болотника еще несколько секунд стояло, окропляя темноту струей кармина, бьющей из разорванной артерии, прежде чем рухнуть в грязь. Тварь, убившая его, развернулась к людям. Поправ лапами зареченца и его невесту, чудовище предстало перед марьгородцами в свете факелов.

– О Боярагда, матерь божья! Неужто сплю я… – сдавленно прошептал кто-то из дружины.

Воевода почувствовал, как от ужаса и отвращения волосы на затылке встают дыбом. Как холодный пот слизнем ползет между лопаток, а пересохший язык липнет к нёбу.

Зверь имел в холке локтя три, не меньше. Строением тела он напоминал то ли собаку, то ли волка, но лишь отдаленно.

На розовой морщинистой коже болтались клочья серой шерсти и торчали странные наросты. Топорща кругленькие шляпки, они напоминали уже знакомые Всеволоду искрасна-синие грибы. Чудная поросль густела к загривку твари, где «поганки» сильно увеличивались в размере, образовывая неровный склизкий гребень. И, наконец, голова зверюги – зрелище, при воспоминании о котором, как был уверен Всеволод, он еще очень долго не сможет спокойно засыпать. Возможно, никогда.

Широкий выпуклый лоб образины усыпали круглые черные разноразмерные глаза. Создатель чудовища словно бросил горсть зениц прямо в морду зверю, не особенно заботясь ни об их количестве, ни о размере. Не имеющие склер, похожие на черные отшлифованные камни, они хаотично мигали, исключая всякую возможность понять, куда смотрит и к чему готовится их обладатель. Хочет ли он в следующее мгновение напасть на людей или броситься наутек. Довершала облик монстра вытянутая пасть. Зубы росли в ней странно, пробивая себе путь сквозь губы, щеки, скулы. Блестя мокрым алебастром, мелкое крошево клыков сгущалось возле переносицы чудовища, там, где ее украшала тонкая дыхательная щель. Пористая, как споронос гриба, она мерно сокращалась. Воздух вырывался наружу с тихим влажным звуком: «Хс-с-с… хс-с-с… хс-с-с…»

Вразнобой моргнув глазами, тварь склонила морду к трупу, лизнула кровь длинным черным языком и довольно заурчала. Это вывело воеводу из оцепенения. Он наконец-то смог оторвать взгляд от страшилища.

– Милсдарыня Врасопряха, ты вроде говорила, что Безднорожденные боятся стали. Я думаю, пришло время это проверить. Лучники!

Дважды повторять не пришлось. Стрелки́ не подвели, и четыре оперенные иглы почти одновременно впились в грудь и бок чудовища. Тварь взвизгнула и взвилась вверх свечой. Затем она припала на лапы и, в бешенстве сломав торчащее из груди древко, кинулась на людей. В два размашистых прыжка преодолев расстояние, отделявшее ее от стрелков, она раззявила чудовищную пасть, растопырила когти и бросилась вперед… чтобы с грохотом врезаться в стену щитов. Гриди, ухнув, единым толчком опрокинули монстра. В дело пошли копья. Пригвожденная к земле истыканная мерзость проявила недюжинную живучесть. Зверюга все порывалась встать, покуда Никодим не раскроил ей череп топором. Лишь вывалив мозги наружу, тварь затихла. Обойдя подергивающегося монстра, отряд заспешил к выходу из проулка. Никто из кметов не стал бахвалиться легкой победой: все понимали, что бой только начался и сейчас не время для пустых разговоров. Если они хотят спасти хоть кого-нибудь из зареченцев, нужно торопиться.

На оставленные позади тела Прокуда и его невесты марьгородцы старались не смотреть. Помочь можно было лишь живым.

Бегом преодолев последние несколько саженей, отделявших людей от выхода из проулка, отряд обогнул край хаты и ступил на площадь.

Железо