Путь в тысячу пиал - Дарья Урбанская

к реке за брошенной чубой и тоже подсунула ее Рэннё. Удивительно, но чувствовала себя она неуютно не из-за отсутствия одежды, а потому, что маска из дубленой кожи, так привычно закрывавшая половину лица, теперь была безвозвратно потеряна. Возможно, бурный поток уже вынес ее к озеру Тхайпул или еще дальше.

Джэу по-прежнему мерзла. Не помогали ни прыжки, ни растирания, ни пощипывания кожи.

«Ну чего он там так долго возится со своим туммо?»

Солнце уже окончательно скрылось, и на землю опустились густые сумерки. Искать грибы дальше в потемках было и вовсе делом бессмысленным.

«Придется довольствоваться той горсткой, что удалось наковырять Рэннё. Если, конечно, он разделит ее со мной».

Зря она переживала. Когда подошла, он с ухмылкой покосился на ее пустые ладони.

– Ешь, я их немного подогрел. Чуба тоже сухая. И остальное. – Он кивнул на одежду, а сам поднялся на ноги. – Пойду еще раз пробегусь до моста. Вдруг все же Ло… – Он осекся, и принялся разминаться, размахивая руками.

Джэу бросила недоверчивый взгляд на Рэннё. В сумерках его шафрановая антаравасака – нижняя часть монашеской кашаи, кое-как намотанная на бедра, была ещё заметна, а вот смуглая кожа груди и лица казалась уже почти неразличимой. Она присела и потрогала одежду – ткань и вправду оказалась сухой.

– Спасибо, кушог монах, – произнесла Джэу и почтительно склонила голову. – Твое мастерство достойно высшей похвалы.

Рэннё кивнул, принимая благодарность, как само собой разумеющееся, и Джэу все же не смогла удержаться, чтобы не поддеть его.

– Так ты же говорил, что веришь в брата. Мол он справится, раз тренировался с сынами дракона и прочее. А теперь до моста сбегать решил зачем-то… еще раз.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь плеском волн, что несла Ярланг. Джэу отчаянно пожалела, что не видит в темноте так же хорошо, как снежный барс. Она могла бы поклясться, что в этот миг на лице Рэннё можно было бы разглядеть неловкость или, того больше, порозовевшие от смущения уши.

– Волк дерет овец и яков, но он учит пастуха осторожности, – наконец бросил Рэннё и стремительно скрылся во тьме.

– Ну да, точно, – хмыкнула Джэу ему вслед.

«Ох уж эти монахи. И что такого ужасного в беспокойстве за брата? Можно же прямо сказать, а не прятать переживания под маской мудреной шелухи, но при этом носиться туда-сюда по берегу».

Джэу и сама постоянно думала об остальных. Не ранен ли кто, не… Нет, мысли о самом дурном она гнала прочь. Лаосцы же не тхибатцы. Они должны уметь плавать. Не то что Джэу. Или Лхамо. Хотя, пожалуй, старуху ей было бы не жаль, если бы на ту позарился речной демон.

«Цэрин тоже тхибатец», – напомнила она себе. – «Но этот точно справился. Он сильный, как сын дракона».

Щеки тут же опалило жаром, а губы будто снова почувствовали тот поцелуй, тягучий и томительный, разжигающей в Джэу какое-то особое пламя…

От дурацких и неуместных мыслей она отмахнулась, как от назойливого овода. Принялась вспоминать то бревно, на котором сидели Мэйлинь, Ким и Ю.

«Хорошая была полянка для привала и от моста недалеко. На их месте я бы пошла туда».

Но Джэу и Рэннё оказались на другом берегу. А он первым делом, как только выбрались из реки, сбегал до моста и вернулся с новостями, что скалы и ветра не позволят им провести там лунный день и лучше остаться тут. Ему виднее.

Когда Рэннё прибежал обратно, Джэу отчаянно пыталась заснуть, улегшись на чубу и накрывшись своей потрепанной, размотанной антаравасакой. Получалось плохо, ведь лунный день уже вступил в свои права, и холод спустился с гор, вцепился в ее тело своими безжалостными когтями.

Джэу не услышала его шагов, не увидела его приближения. Просто в один момент холод схлынул, и ее омыло волной тепла, будто в середине лунного дня внезапно вышло солнце. От неожиданности она распахнула глаза и уставилась на Рэннё, сидящего рядом с краем чубы в позе для медитации. Его веки были полуопущены, но он не сводил пристального взгляда с Джэу, от чего ей тотчас стало еще жарче.

«Снова туммо…» – промелькнула мысль, но уже в следующий момент она зажмурилась, испытывая болезненную неловкость.

Джэу знала, что другие работницы в гомпа, да и просто девушки из городка Икхо были не прочь завести интрижку с кем-то из монахов-воинов. Сыны дракона почти никогда не создавали долгих союзов, не начинали жить одной семьей с той, кого выбирало их сердце. Тому было много причин. Многие из воинов гибли в схватках с ракшасами, иных отсылали в другие гомпа или ко двору правителя Тхибата в качестве стражей. Но это не отвращало девушек, не снижало их заинтересованности. Союз с одним из сынов дракона, пусть и кратковременный, был почетен. А если в нем зачиналось дитя, с большой долей вероятности мальчик, то благие тэнгри благоволили к таким детям. А кто-то из них в будущем мог стать монахом-воином.

Сама же Джэу никогда не испытывала ни желания, ни интереса к отношениям. Воспоминания о том, как монахи забрали ее мать, а ее саму, совсем малышку, изгнали из поселения, каленым железом жгли сердце, вынуждая ненавидеть воинов из гомпа. А уродливый шрам на пол лица не позволял и кому-то из мужчин заинтересоваться ей. Хоть и был след от ожога сокрыт под маской последние годы, но все вокруг помнили, что спрятано за тонкой преградой из черной выделанной кожи.

Но Рэннё… он всегда выделялся среди других, и не только статью и умениями. Каждый его взгляд, безразличный и равнодушный, ранил, а каждое непонятное глубокомысленное замечание раздражало. Джэу много лет наблюдала за ним, не выходя из тени своей работы, и теперь, когда он сидел так близко и без стеснения водил взглядом по изгибам ее тела, едва прикрытым небольшим лоскутом ткани…

Мысли и воспоминания лихорадочно метались, но зато тело, наконец, расслабилось, согревшись, и усталость взяла свое.

Над ухом что-то прожужжало, и Джэу лениво отмахнулась, а затем потянулась, пробуждаясь. Она лежала на боку, а сзади приятно обволакивало уютное тепло, которое накрывало, словно одеяло. Джэу еще поерзала, пытаясь глубже закутаться, но вдруг уперлась поясницей во что-то непонятно твердое и распахнула глаза. Перед лицом торчали жесткие, выжженные солнцем травинки, на одной из которых сидела пузатая муха и задними лапами терла крылья. Наступило утро.

«Мы пережили еще один лунный день. Уже хорошо».

Вторым открытием стал Рэннё. Он крепко обнимал Джэу, прижимая к себе. И дыхание его не было ровным и глубоким, как полагалось