Дневник времён заразы - Яцек Пекара

Мы ещё раз взглянули на кортеж Касси, который теперь быстро двигался сквозь смех и насмешки толпы.

— Немало он солдат с собой прихватил, — заметил Людвиг.

— Двадцать наёмников, — сказал я. — Под командованием капитана Грейга. Это опытный офицер, воевал ещё в Силезии и Чехии с поляками.

Шон посмотрел на меня с удивлением.

— Нет, не смотри на меня так, — я махнул рукой. — Не моя заслуга, что я это знаю. Наши достопочтенные бюргеры передали мне отчёт, чтобы мы знали, чего ожидать.

— А придворные?

— Трое римских дворян, что слывут его друзьями, — проговорил я. — И они могут быть действительно опасны. Дюжина слуг, принадлежащих как самому архидиакону, так и его друзьям. Остальные не в счёт: конюхи, повара, прислуга, несколько женщин…

— Женщин, — повторил Людвиг.

— Насколько мне донесли, речь не идёт о какой-либо любовнице Касси, хотя наш архидиакон и обожает общество дам. Говорят, он также проявляет особые наклонности…

— Какие же?

Я поднял руку.

— Позволь, мы продолжим этот разговор уже в нашей штаб-квартире и в обществе Генриха, — сказал я.

— Конечно, — без труда согласился он.

Разумеется, когда мы вернулись в резиденцию Святого Официума, прежде чем начать разговор о пристрастиях архидиакона, нам пришлось в деталях описать нашему товарищу, что произошло на улице.

— Дунгерто Шайсси, — с чувством произнёс Людвиг. — Превосходная задумка, друг мой. Мои поздравления.

Мы откупорили бутыль красного, сладкого вина, густого и тягучего, с тяжёлым ароматом чернослива, смешанным с остающимся на языке запахом и вкусом малины.

— За наше здоровье! — воскликнул Шон, и мы с удовольствием осушили этот тост.

— А теперь… — снова заговорил Людвиг. — Скажи, пожалуйста, Мордимер, какие же пристрастия у нашего любезного архидиакона, или, по крайней мере, о чём тебя уведомили.

— К вашим услугам, — молвил я. — Так вот, мне донесли, что Касси любит причинять боль.

— Какими-то особыми способами? — нахмурился Хайдер.

— Написано о порке и укусах…

— Боже мой, — со смехом воскликнул Генрих. — Если бы я коллекционировал укусы, которыми меня одаривали девицы…

— Сильные укусы, — прервал я его, бросив осуждающий взгляд, ибо мы были товарищами в общем деле, но когда я говорил, то не любил, чтобы меня прерывали. Особенно глупыми вставками. — Такие сильные, что уродуют навсегда, — добавил я.

— Ты хочешь сказать, что он откусывает женщинам куски плоти? — с сомнением спросил Людвиг.

— Да, как мне донесли, подобные случаи бывали.

— Говорилось ли, о каких частях тела идёт речь? — уже серьёзно спросил Генрих.

Я покачал головой.

— Попросту говоря, во-первых, ему нравится наблюдать за страданиями других, а во-вторых, он любит причинять им страдания в то время, когда его охватывает любовный пыл. — Я пожал плечами. — Ничего нового, не правда ли?

— Он эти куски плоти пожирает? — допытывался Шон.

Я одарил его тяжёлым взглядом.

— Людвиг, я понятия не имею, выплёвывает ли Касси откушенные куски плоти, или же глотает их, или варит из них себе похлёбку. И я не уверен, могла ли бы такая информация нам вообще для чего-либо пригодиться.

— Ах так… — Людвиг поджал губы, словно давая понять, что совершенно не согласен с моей точкой зрения.

— Можем ли мы как-то использовать эту слабость Касси? — на этот раз спросил Генрих.

— Не думаю, — ответил я. — Какое кому в Вейльбурге дело до забав Касси в Риме? Может, если бы он причинил вред дочери или жене кого-нибудь из наших уважаемых бюргеров, такое преступление могло бы вызвать волнения, но… — я внезапно замялся и на мгновение задумался. — Но на всякий случай распустите по городу слух, что архидиакон любит забавляться именно таким образом. Пусть люди знают. И пусть этот слух растёт и ширится, — закончил я.

Генрих кивнул.

— Я этим займусь, — пообещал он.

— А другие дела? — допытывался Шон. — Дети? Юноши? Мужчины? Животные? Трупы?

Я покачал головой.

— Похоже, в этом вопросе, вопреки ватиканским обычаям, наш архидиакон проявляет далеко идущую сдержанность, — ответил я.

Среди римского духовенства, многочисленного, словно личинки, кишащие на падали, царили нравы, которые можно сравнить лишь с античной Грецией, где зрелые, богатые и влиятельные мужи брали на воспитание юношей, только вступавших в мужской возраст, и готовили их как к военному искусству, так и к гражданской жизни, а заодно делали своими любовниками. С той лишь разницей, что в Ватикане ограничивались третьим аспектом, хотя, конечно, подставление зада старым, влиятельным иерархам невероятно ускоряло церковную или придворную карьеру молодого человека. Не раз и не два рассказывали также, что даже во время официальных церковных торжеств эти фавориты епископов или кардиналов могли не только публично обругать друг друга, но и подраться, и даже поубивать. Так что слава Богу, что мы жили в спокойном и благородном Вейльбурге, свободном от подобных скандалов, а не в ватиканском, папском котле, который каждому доброму христианину напоминал гнилую падаль, смешанную с испражнениями.

Я знал нескольких порядочных священников и монахов, но ни одного приличного епископа или кардинала. Как правило, то были канальи хитрые, алчные и похотливые, наделённые бесчисленными пороками и приверженные бесчисленным извращениям или слабостям. Наблюдая за Ватиканом и его слугами, можно было прийти к выводу, что чем большим негодяем кто-либо является, чем более он лишён моральных принципов и угрызений совести, тем легче ему сделать карьеру в церковной иерархии. Я искренне надеялся, что ещё придёт время, когда Святой Официум раз и навсегда наведёт порядок с этой ватиканской сволочью, и мы донесём священный огонь истинной веры повсюду: от епископских дворцов до двора самого папы. Пока же дела обстояли так, как обстояли, то есть нехорошо. Особенно здесь и сейчас, в этом несчастном запертом городе, где на страже безопасности и святой веры стоял лишь ваш покорный и смиренный слуга да двое его товарищей. Впрочем, Вейльбург мог благодарить Бога, что именно я, а не кто-либо другой, принял на себя бремя лидерства, ибо и Людвиг, и Генрих были ребятами праведными, искренними и добрыми, однако я был убеждён, что сложность дела, с которым нам пришлось столкнуться, превзошла бы не только их способности, но и силу характера. Конечно, они были умелыми исполнителями приказов, однако им нужен был над собой решительный командир. Командир, который снимет с них не только необходимость составлять планы и отдавать приказы, но прежде всего — груз ответственности, которую приходится нести за принятые решения. Я, по воле Бога Всемогущего, это сокрушительное бремя решил понести, и хотя мог быть вовсе не в восторге от такого поворота событий, свой долг я намеревался исполнять так хорошо, как только умел.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ПРЕКРАСНАЯ КИНГА

Следующие дни