Абсолютная Власть 3 - Александр Майерс

Снаружи усадьбы

Восточный фланг

Я повернулся и увидел гонца. Бледный юнец застыл, глядя на дракона с открытым от ужаса ртом.

— К воеводе! — проревел я. — Передай: бросить все силы на контратаку. Прямо сейчас! Купол будет снят!

Глаза гонца стали совершенно круглыми. Он побледнел ещё больше, если это было вообще возможно, и в них читался ужас перед самим приказом и перед тем, что он увидел в моих глазах.

Но дисциплина и доверие взяли верх. Парень резко кивнул, ударил коня шпорами и бросился прочь.

В этот момент дракон атаковал. Он вдохнул, его грудь раздулась, налившись чернотой изнутри. Монстр изрыгнул не пламя, а поток жидкой, шипящей тьмы. Он ударил в купол, и тот в месте попадания почернел, стал хрупким, как стекло. Очаг с трудом выдержал удар.

Время истекло.

«Очаг! — мысленно крикнул я, вкладывая в зов всю свою волю. — Слушай меня. Продержись ещё немного, а потом снимай купол. Отдай мне всю мощь, какую только сможешь! Всю, что осталась!»

Очаг не ответил мне голосом — видимо, был слишком сконцентрирован. Внутри меня возникло лишь ощущение — краткое, ясное, безоговорочное согласие.

Он понимал. Он доверял.

Я спрыгнул с коня и подошёл к самому краю купола. Повернувшись, увидел, как из-за усадьбы уже движутся наши резервы. Пехота сомкнутым строем, артефактные расчёты, разворачивающие свои установки на ходу.

Впереди скакал Никита, а рядом с ним ехали другие всадники — Одинокая дружина. Сабля воеводы была обнажена, кираса отражала пламя вражеского огненного шторма и вспышки артефактов.

Он выглядел безупречно, как и всегда. И смело шёл на бой, из которого мог не вернуться.

Я закрыл глаза, готовясь. Внутри меня всё замерло. Я чувствовал, как Очаг, собрав остатки сил, готовится к последнему, отчаянному рывку.

Я ждал, когда наши солдаты ринутся вперёд, чтобы воспользоваться моментом.

— В атаку! — сквозь грохот до меня донёсся исполненный мужества голос Никиты.

Стиснув кулаки, я приказал Очагу:

— Снимай!

Сияние купола коротко сверкнуло и исчезло. Оглушительный гул битвы, до этого приглушённый барьером, обрушился на меня с новой, дикой силой. Но важнее было другое — ощущение, хлынувшее в меня.

Это было подобно тому, как если бы меня держали под водой, а затем я внезапно вынырнул и сделал первый глоток воздуха. Только это был не воздух. Это была чистая, необузданная магия.

Мощь Очага, больше не уходившая на поддержание защиты, хлынула в меня единым яростным потоком.

Вся вода в окрестностях — в почве, в воздухе, в колодце возле усадьбы — отозвалась на мой зов.

Я вскинул руки, и мир вокруг меня побелел от инея. Воздух затрещал от мороза.

Когда купол исчез, дракон на мгновение замер в недоумении. Его серые, бездушные глаза уставились на меня. На маленькую, одинокую фигурку, от которой вдруг повеяло угрозой, достойной его внимания.

Он снова начал вдыхать, готовясь стереть меня с лица земли потоком жидкой тьмы.

Но я оказался быстрее.

И выпустил накопившуюся мощь.

Всё вокруг поглотила Водная стихия, смешанная со всепоглощающим холодом.

Южный фланг

Копыта его боевого коня выбивали яростную дробь рости по израненной земле. Никита скакал вперёд, не оборачиваясь, глядя прямо в глаза противникам, что с каждым мгновением становились ближе.

Рядом, отливая сталью доспехов в алом свете пожаров, мчалась Одинокая дружина. Ветераны, ставшие семьёй, братья по оружию, прошедшие через десятки таких вот адских ночей.

Хотя ни одно из прошлых сражений, даже под Орловкой, не могло сравниться с этим.

Справа, подняв свой исполинский молот, орал что-то нечленораздельное и воодушевляющее Трояк. Слева, с убийственно-невозмутимым лицом, пригнувшись к шее коня, скакал Ночник. Чуть позади, сжимая в руке тесак, нёсся Секач. А рядом, стиснув зубы, скакал Моргун. Его единственный глаз пылал ненавистью, впиваясь в ряды приближающегося врага.

Воздух был наполнен гарью, пылью и криками. Свист стрел, рёв артефактов, лязг стали — всё слилось в оглушительную симфонию смерти. Никита поднял руку, на которой вспыхнуло магическое кольцо — подарок Владимира.

Сложные узоры на металле засияли, и от руки во все стороны рванулась энергия, сформировав вокруг воеводы и людей вокруг защитную сферу.

Они подобрались к границе купола, и в тот же миг купол исчез, сверкнув напоследок.

И, словно по команде, из вражеских рядов ударил лучемёт. Ослепляющий поток энергии с оглушительным воем врезался в только что возникший вокруг Никиты барьер. Воздух затрещал, зашипел, но сфера выдержала удар и рассеяла смертоносную энергию в стороны.

В следующий миг конница Градовых врезалась в первые ряды ошеломлённого противника.

Началась бойня.

Звуки сражения заполнили все вокруг, охватили Никиту, будто ночной кошмар. Хруст костей под копытами, глухие удары клинков о доспехи, вопли ужаса и боли, яростные крики, предсмертные хрипы.

Добрынин сражался молча, холодно, как будто делал неприятную, но необходимую работу.

Его дружинники, прикрытые защитным полем, стали всадниками смерти. Они сеяли погибель вокруг, двигаясь как одно целое, как стальной каток, перемалывающий всё на своём пути.

Трояк, спрыгнув с коня, размахивал молотом, и от каждого удара враги разлетались в стороны, будто куклы. А от воплей, что издавал здоровяк, солдаты Муратова цепенели.

Ночник дрался бесшумно, с демонической грацией. Секач, орудуя тесаком, рубился в самой гуще, его залитое кровью лицо было искажено боевой яростью. Моргун бился с таким остервенением, что враги боялись к нему приблизиться.

Очередной муратовец пал от удара Никиты. Он на миг отвёл взгляд от творящейся резни и окинул взглядом поле боя. Картина была страшной.

Позади, ближе к усадьбе, арбалетчики Градовых вступили в ожесточённую перестрелку с лучниками Муратова. В воздухе вспыхивали магические болты и стрелы, порой сшибаясь в воздухе. С обеих сторон били артефакты — вспышки энергии вздымали в воздух комья земли и обрывки тел.

Дальше, в тылу, клубился дым и продолжались оранжевые вспышки — там технорота вела свою битву с солдатами фон Берга.

И тут взгляд Добрынина уловил движение. С правого фланга, из-за горящих повозок, на них неслась лёгкая конница Муратова. Они надеялись ударить по пехоте сбоку.

Воевода резко развернул коня навстречу новой угрозе. Его голос прорвался сквозь грохот битвы:

— За мной!

Его люди, залитые кровью, но не ослабшие, мгновенно отреагировали. Они перестроились, превратившись из карающей гильотины в острый клин. Никита был его остриём.

И они помчались навстречу вражеской коннице.

Столкновение было жестоким и оглушительным. Кони сшибались, всадники падали под копыта, клинки с лязгом встречали клинки. Никита принял на себя первый удар. Его защитное поле снова вспыхнуло, приняв на себя несколько ударов сабель, и он почувствовал, как