Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

– И всё-таки нам надо с тобой встретиться, – обрываю его грубовато, – или я тебе уже совсем противен? Хотя бы в память о профессоре Гольдберге не отказывайся.

– Вот умеешь ты наступить на больную мозоль и потоптаться по ней! – ворчит Шауль, но чувствую, что ему безумно интересно, что же я такое задумал. – Когда и где?

Всё-таки осталось в нём что-то от прежнего лучшего и самого толкового ученика профессора Гольдберга.

Шауля Кимхи я сразу даже не узнаю. Встретиться мы договорились в одном из ресторанчиков в центре города, потому что ему не хотелось светиться перед знакомыми. Даже с Лёхой, которого прекрасно знал, он не пожелал пересекаться, поэтому попросил меня явиться без него.

Едва я его увидел, то сразу понял причину такой конспирации.

Шауль одет в чёрный костюм, белую рубаху, и из-под чёрной кипы на голове выглядывают пейсы. Короче, за то время, что мы не встречались, он стал религиозным человеком, полностью соблюдающим все предписания.

– Вот не думал, что подашься в ортодоксы! – ахаю удивлённо. – Решил грехи молодости замолить?

– Если будешь продолжать в таком тоне, – надувается Шауль, – то лучше не продолжай. Сразу уйду.

– Нет, что ты, извини! – спохватываюсь я. – Просто всё это так неожиданно…

– Ничего неожиданного в мире нет. Я много раздумывал о том, что мы делали раньше. И ведь ни сомнений, ни угрызений совести ни у кого из нас тогда не возникало! Мы совершенно не предполагали, что каждый наш поступок – даже самый безобидный и незначительный! – всегда оставляет какой-то след в нашей душе, в нашем сознании, даже в этом мире. Тем не менее, мы были уверены, что поступаем верно, а от того, что делаем, будет только польза. По крайней мере, не будет большого вреда. Но как мы можем оценивать что-то, если, по большому счёту, абсолютно не знаем, что такое хорошо и что такое плохо? А мы смело шли напролом и ничего не боялись… – увидев, что меня немного коробит от высокопарности его слов, он мотает головой, но упрямо продолжает: – Проблема не в том, что раньше у человека не было возможности перемещаться между мирами – живым и мёртвым, – а в том, что это всегда было глубоко аморально. С какой стороны ни посмотри. Неслучайно Всевышний не дал человеку такой возможности. А мог бы дать, если бы захотел… Мы же рады стараться. Не задумываясь о последствиях, создали механизм перемещения, возгордились появившимися возможностями и теперь населяем мир монстрами и образами людей, которые давно выполнили свою земную миссию, и им место там, где все должны находиться до Страшного суда. И только на Страшном суде будут взвешены наши поступки и вынесен окончательный приговор… А если нас вдруг не окажется под рукой у Того, кто всё это вершит, и мы будем странствовать в каких-то других мирах?!

– И что же это будет за приговор? – всё ещё не до конца воспринимая серьёзность его речей, интересуюсь игриво.

– Каждому по заслугам. За хорошее душа человека получит хорошее, за плохое… В том, что мы делали с профессором Гольдбергом, ничего хорошего не было. Возможно, у тех, кто участвовал в этих перемещениях, и были добрые намерения, но никто не хотел заглянуть глубже, определить настоящую ценность своих побуждений и, в конечном счёте, ужаснуться содеянному… Даже мысль о таких погружениях в чужие эпохи порочна. Нам дарован крохотный клочок от вечности, и мы должны существовать лишь в нём, а всё остальное – не для нас, а для наших предков или потомков… Ты хоть в этом со мной согласен?

Неуверенно пожимаю плечами и виновато бормочу:

– От меня в то время ничего не зависело. Меня только ставили перед фактом: если этого не сделаешь, всем вокруг будет ещё хуже. Выбор небогатый, и раздумывать о нём было некогда.

– Неуклюжее оправдание! – Шауль даже сжимает кулаки и трясёт ими в воздухе. – Никто не хочет видеть в себе виноватого. Мол, виноваты обстоятельства, какой-то недоброжелатель, отсутствие выбора… Это нормально? Все мы одинаково виноваты! И хоть больше всех повинен профессор Гольдберг, это нисколько не умаляет нашей вины, а безвыходность ситуации здесь не причём… Ну, теперь ты со мной согласен?

Немного подумав, киваю головой, а потом не выдерживаю и говорю:

– Складно объясняешь, но не задумывался ли ты о том, что если уж и произошло что-то неправильное, то это нужно кому-то исправлять? Или оставлять на волю Всевышнего, который, если захочет, то покарает виноватого, а если не заметит, то всё быльём порастёт?

– Не говори такие вещи. Зло никогда не остаётся без наказания…

Мы постепенно забираемся в такие дебри, в которых я начинаю запутываться, а Шауль себя здесь чувствует как рыба в воде. Это может растянуться на час и больше, а мне вовсе не хочется терять время на бесполезную полемику. Хоть я и люблю в хорошей компании за кружкой пива потрепаться об абстрактной природе добра и зла, но сегодня не тот случай.

– Слушай, брат, – хлопаю его по плечу, – всё это безумно интересно, но… я полицейский, и передо мной поставлена конкретная задача. После смерти профессора Гольдберга остались некоторые незавершённые дела. Разве это не зло, когда умершие люди под каким-то предлогом возвращены в наш мир, а те, в чьи тела их переселили, находятся там, куда им по всем раскладам пока рановато? Это справедливо? Вот мне и поручено навести среди них порядок. Но как это сделать, если кроме Гольдберга и тебя никто в этом помочь не сможет? Однако профессора уже нет, значит, остаёшься ты. Понимаешь, куда клоню?

Шауль замолкает, лишь покусывает кончик бороды, которой раньше не носил, и это меня немного смущает. Его смуглое, почти чёрное лицо сразу покрывается потом. Он отводит взгляд и безразлично следит за проходящими мимо нас людьми. Не буду его пока торопить. Пускай сам всё обдумает и взвесит. Хуже, если захочет посоветоваться со своим равом, как всегда поступают ортодоксы, когда не могут принять верное решение самостоятельно.

– Знаешь, – говорит он тихо и по-прежнему не глядит на меня, – я, наверное, всё-таки откажусь. Столько времени уже прошло, да и я давно не занимался гипнозом. К тому же, я себе дал зарок после наших последних приключений даже не думать об этом. Ты уж меня прости…

– Значит, зло так и останется безнаказанным?

– Есть кому и без нас вершить суд и наводить справедливость…

– Ты уверен, что есть? – начинаю уже не на шутку злиться упёртости товарища. – И всем этим людям, которые, сами того не ведая, попали под раздачу, понятно будет это объяснение?