Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

Мы с профессором снова одни на одуванчиковом лугу. Наверняка мне осталось совсем немного времени до возвращения отсюда, но главного я пока так и не выяснил: кто из пришельцев с того света находится в мире живых, чтобы вернуть их назад, а тех людей, в чьих телах они существуют сегодня, вернуть к нам.

– Профессор, – говорю Гольдбергу, – Шауль мне поставил одно условие перед тем, как отправлять сюда…

Гольдберг удивлённо поднимает брови:

– Неужели Шауль осмеливается ставить какие-то условия? Быстро же он вырос! А ведь был тише воды, ниже травы. Меня не стало, он и задрал нос…

– Он сегодня совсем другой. Не такой, каким вы его знали. Просто вы его давно не видели.

– Ну, и какой же он теперь?

– Верующий. Кипа, пейсы, ни шага без разрешения рава…

– Что ты говоришь! – непритворно удивляется профессор. – И что же его подвигло на такой отчаянный шаг?

– Думаю, вы могли бы догадаться.

Гольдберг на минуту задумывается, а потом разочарованно тянет:

– Вот оно что! Совесть загрызла! Когда постоянно решаешь вопрос «жить – не жить», притом не для себя, а для кого-то, то волей-неволей задумываешься: уж не равен ли ты и в самом деле в своём могуществе Всевышнему? Но эта иллюзия быстро заканчивается, когда начинаешь понимать, что ты всего лишь получил в руки механизм для перемещения между жизнью и смертью, а твоя воля и твоё желание здесь не причём. Ни замысла, ни творения здесь нет – ты всего лишь простой исполнитель… Меня такие сомнения тоже мучили поначалу, но я вовремя от них избавился, но не таким радикальным способом. А Шауль… Ну, ничего, вернусь и вправлю ему мозги. Он неглупый парень, просто немного растерялся…

Некогда мне рассуждать о моральных аспектах жизни и смерти и перевоспитании Шауля Кимхи, поэтому грубовато его обрываю:

– Профессор, я обещал Шаулю выяснить, кто ещё из ваших… пациентов находится в нашем мире.

– Зачем это ему? Хочет расставить все фигурки по местам?

– Это не только ему, это всем надо…

Гольдберг удивлённо разглядывает меня, словно видит впервые, и слегка подрагивающим голосом спрашивает:

– Так и ты с ним заодно? Вот не ожидал!.. Может, и мне не место с вами, а лучше остаться здесь навсегда? Грохнули профессора какие-то неизвестные негодяи – туда ему и дорога, да?

– Ну зачем вы так? – мне вовсе не хочется, чтобы разговор принимал такой оборот, и Гольдберг на меня злился.

Хотя… куда ему деваться?.. Тут уже во мне снова заговорил дотошный и расчётливый мент: других вариантов вернуться в мир живых у него нет, поэтому побурлит немного, поворчит на Шауля и на меня и – согласится на наши условия. И тогда… впрочем, так далеко не заглядываю. В реальном мире при любом раскладе с ним будут общаться совсем другие люди, и отвязаться от них вряд ли удастся. Мне б самому от них отвязаться…

– Поступим так, – профессор Гольдберг снова невозмутим и собран, никакой растерянности в его глазах больше нет. – Для начала мне нужно вернуться в мир живых, потому что здесь я ничего сделать не сумею. Уж, не знаю, какие вы там игры затеяли, но без меня у вас всё равно ничего не получится. Шауль меня заменить не сможет, потому что, ты и сам знаешь, кроме техники гипноза он ни на что другое не способен. А тут требуется реальное перемещение душ. Такое никто, кроме меня, не сделает… Пускай он меня вытащит хотя бы на пару часов, мне этого вполне достаточно. Остальное уже без его помощи доведу до ума… И ещё немаловажная деталь. Если кто-то примется меня шантажировать на предмет передачи моей методики в чужие руки, то сразу заявляю: её у меня никто не получит. Лучше здесь останусь на веки вечные…

– Да не об этом разговор, профессор, – раздражённо мотаю головой, – как вы не понимаете?! Никто вас обманывать не собирается…

– Всё, закончили разговор! – Гольдберг решительно взмахивает рукой и отворачивается. – Не хочу в этом разбираться! Обо всех деталях переговорим, когда я вернусь в мир живых. Не раньше. И о людях, – он криво ухмыляется и даже не глядит в мою сторону, – чьи души в чужих телах, и о баташёвских кладах, и о битлах. Всё только там… А вообще-то, мне немного жаль, Дани, что ты больше не со мной. Полиция тебе оказалась ближе личной независимости и настоящей свободы – что ж, твой выбор. Хотя я почему-то всегда думал, что в тебе больше человека, чем закомплексованного киборга-полицейского…

9

В самолёт, летящий в Россию, мы погружаемся целой делегацией. Главный у нас – генерал Папков, который специально прилетел в Израиль, чтобы встретить вернувшихся из небытия профессора Гольдберга и Андрея Родионовича Баташёва. Ну, и, конечно, меня. Нужен-то ему, в принципе, только один Баташёв, а мы – бесплатное дополнение, но без нас до Баташёва он не добрался бы. На Гольдберга он тоже строит какие-то планы, а вот я для него теперь настоящий балласт. Он и не потащил бы меня с собой, и в этом я был с ним абсолютно солидарен, но тут уже заартачились все наши шефы – от майора Дрора и выше.

Дрор с начальством не пожелали выпускать из рук сенсационное расследование, в котором их подчинённый принимал такое деятельное участие, и хоть в Рязани наши возможности, ясное дело, предельно ограничены, меня всё равно отправили за компанию с этой публикой на поиски старинного клада. Как я ни убеждал всех, что не наше это дело – разыскивать за границей чужие сокровища, но кто же станет меня слушать и откажется от лишней галочки в победных рапортах?

Гольдбергу я по-прежнему нужен с чисто утилитарной целью – как помощник и соратник, к тому же, кроме меня, поговорить на иврите ему не с кем. Да и генералу Папкову требуется как-то общаться с ним, и я тут уже гожусь не только в качестве переводчика, но и в качестве человека, который полностью в теме. А ведь с профессором он раньше не общался вовсе и понятия не имеет, что от того ожидать. Но, судя по всему, планы на нашего ожившего мертвеца у генерала и в самом деле далекоидущие.

Профессор Гольдберг по-прежнему демонстративно дуется на меня, но я для него связующее звено со всей этой публикой, от которой наверняка можно что-то поиметь в будущем. Притом в случае непредвиденного конфликта он наверняка рассчитывает, что я, как соотечественник, всё-таки встану на его сторону.

А вот кому я совершенно