Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

без надобности, так это старику Баташёву, для которого каждый шаг в мире живых сулит миллион открытий, и ему в настоящий момент вообще никто не нужен. Он лишь испуганно и изумлённо пялится на всё вокруг и, кажется, не выходит из ступора от увиденных чудес. Глядя на него, невольно поражаешься, насколько всё-таки привычные вещи из двадцать первого века могут шокировать человека середины девятнадцатого.

Ко всему меня немного напрягает то, что профессор Гольдберг теперь находится в теле молодого мускулистого парня-бедуина, а старик Баташёв – в теле невзрачного мужичка лет сорока с довольно пропитым рябым лицом. Для меня Гольдберг всегда был вальяжным и уверенным в себе израильтянином с породистым европейским лицом. Свой выбор для переселения в тело бедуина он объяснил тем, что тот был изначально здоров и физически крепок, семья его больших денег не затребовала, так как парень – один из двенадцати братьев, лишиться которого взамен на довольно приличную сумму в их среде в порядке вещей. Такие уж там нравы, чего я совершенно не понимаю. Но профессор меня заверил, что никаких претензий и бунтов со стороны многочисленных бедуинских родичей не предвидится.

Кроме нас в самолёт садятся ещё двое молчаливых мужчин, подчинённых генерала, которым велено далеко не отходить от возвращённых с того света Гольдберга и Баташёва. И в довесок к нашей весёлой компании – молоденькая девушка-врач, тоже из группы Папкова. По всей видимости, генерал не хочет никаких неожиданностей, поэтому она тащит с собой большой чёрный рюкзак с медицинскими инструментами и препаратами на все случаи жизни. Когда это объяснили профессору Гольдбергу, тот лишь презрительно хмыкнул, но ничего не сказал.

Больше всего, как я и предполагал, его расстраивает присутствие в нашей компании российского генерала и его людей.

– Что же такое получается, – интересуется он у меня на иврите, чтобы окружающие не поняли, – о кладе этого разбойника Баташёва теперь знаем не только мы, но и российские спецслужбы? А сам-то Баташёв понимает, кому всё достанется, если что-то найдут при их участии? А какова будет наша с тобой доля?

– Думаю, он пока вообще ни во что не въезжает, – развожу руками, – да ему сейчас и не до этого. Посмотрите на него.

Для человека из девятнадцатого века увиденные медицинская лаборатория, в которой его «оживляли», автомобили, аэропорт и сейчас самолёт, естественно, кажутся чем-то запредельным. Даже самый первый момент, когда присутствующий при его пробуждении генерал вытащил из кармана сотовый телефон и кому-то позвонил, шокировал Баташёва и привёл в состояние тихого ужаса. Рука его потянулась перекреститься, а губы непроизвольно зашептали:

– Свят, свят, свят!

Гольдберг, быстро освоившись в новом теле, сразу после пробуждения попросил всех удалиться и дать хотя бы несколько часов для адаптации Баташёва в непривычном для него мире. Покосившись на скромно сидящего в уголке Шауля Кимхи в чёрной кипе, безучастно покручивающего кончики пейсов и беспрерывно бормочущего молитвы, генерал направился к выходу, поманив меня за собой. Но Гольдберг жестом попросил меня остаться.

– Кто этот человек с таким неприятным холодным взглядом? – спросил он.

Мне не оставалось ничего иного, как выложить всё начистоту, потому что я уже опасался: если профессор узнает правду от кого-то другого, то вполне может прекратить со мной любые отношения. А мне этого пока не надо, да и никому из моих начальников такое не понравилось бы.

И вот мы, наконец, всей компанией летим в самолёте. Я и профессор сидим вместе, за нами Баташёв с девочкой-врачом, рядом с которой он чувствует себя спокойней, за ними генерал с одним из охранников. Второй охранник – чуть спереди и наискосок изображает задремавшего, однако я подмечаю, как он то и дело поглядывает на нас из-под журнала, которым накрыл лицо.

Настроение довольно кислое, и разговаривать ни с кем не хочется. Я лишь вспоминаю, как мы некрасиво расстались с Шаулем. Переселяя в новое тело душу профессора, он не преминул напомнить мне, что делает это только для того, чтобы навести порядок в мире живых и мёртвых – всех вернуть туда, где они должны находиться. Такой у нас уговор. Заставить же Гольдберга это сделать я обязан сразу и без всяких условий.

Но всё в тот день пошло совсем не так, как рассчитывал Шауль. Выскочивший из соседней комнаты, как чёрт из табакерки, Папков потребовал немедленного возвращения Баташёва следом за Гольдбергом, всех же остальных пока отставить. Жалкий лепет Кимхи он даже слушать не пожелал. Тот, ни слова не говоря, хлопнул дверью и ушёл, а Баташёвым через некоторое время занялся вернувшийся к жизни профессор.

Я хотел было побежать за Шаулем, но мне не дали. Мавр своё дело сделал, может быть свободен. А вот вы, лейтенант Штеглер, как раз – нет.

Некоторое время Шауль Кимхи, правда, дожидался меня в коридоре, потом попробовал самостоятельно дозвониться до майора Дрора, но тот просто отказался разговаривать с ним на эту тему.

Наверное, мне следовало чуть позже позвонить Шаулю и попробовать разъяснить ситуацию, но я не знал, как это сделать и какие аргументы привести. Короче говоря, просто смалодушничал. Да и будет ли он со мной общаться после всего, что произошло? По сути дела, его просто обманули, грубо и нагло, и вряд ли послужит утешением то, что никакого моего интереса в этом нет, а я всего лишь мелкая сошка в генеральских играх.

Кажется, друга в его лице я потерял окончательно. Обидно всё это. По мне, так лучше уж не терять одного старого друга Шауля Кимхи, чем приобретать пару новых из наших или иностранных спецслужб…

– Слушай, Дани, – наклоняется ко мне бедуин-Гольдберг, и я даже вздрагиваю от неожиданности, – объясни, наконец, что происходит? Меня не было на этом свете всего несколько дней, но откуда взялись все эти люди? Нас ведь должно было быть только трое – я, ты и этот средневековый бандит. Твоя, что ли, работа?

– Бот попался в Гусе-Железном. Стал разыскивать клад на месте бывшей усадьбы, а там таких кладоискателей, как он, сразу берут за шкирку.

– И он им всё выложил? Что-то не похоже на него.

– Так уж получилось. Хотя они и без него многое знали.

– И всё равно не понимаю, – Гольдберг отпивает глоток воды из пластикового стаканчика, который ему принесла стюардесса, и откидывается на спинку кресла. – Надо теперь придумать, как их всех облапошить.

– Смеётесь, профессор? Это же спецслужбы! Когда мы прибудем на место и приступим к поискам, нас таким плотным колпаком накроют, что мышь не проскочит.

– Мышь не проскочит, а мы должны. Мы не мыши… Надо переговорить с Баташёвым и