Адаптация - Екатерина Насута

Разломав корпус ноутбука, он вытащил жесткий диск, аккуратно обернул несколькими слоями полиэтилена, а сверток сунул в карман. Затем распределил свечи по три.

– На золотом крыльце сидели…

Ткань чьей-то рубашки трещала в руках. Полосы выходили неровными, широкими и с лохматыми краями.

– …царь, царевич, король, королевич…

Глеб скручивал полоски жгутом и связывал свечи.

– …сапожник, портной…

Водка воняла водкой. Глеб глотнул, прополоскал рот и сплюнул на рубашку. Взяв бутылку за горло, он аккуратно облил коробки с бумагами, тканевые жгуты и порог.

– Кто ты будешь такой?

Глеб пнул дверь. Нащупав засов, снял и пнул еще разок. Дверь туго, но приоткрылась.

– Глеб. Просто Глеб.

Вторая бутылка водки пропитала живой войлок, которому контакт с этиленом явно пришелся не по вкусу. Ничего. Потерпит.

Зажженные свечи Глеб расставлял через каждые три шага, отчаянно боясь не дойти. У Кириной кровати остановился и, оглядев кокон, сунул отдельную свечу в изголовье.

– Извини, девочка. Наверное, я скотина, но… не хочу я становиться муравьем.

Определив примерное расположение входной двери, Глеб поднес к войлоку свечу. Зашипело.

– Ну же, Сим-Сим, откройся…

Оглянулся. Воск капал на войлок. Войлок ходил ходуном, грозя опрокинуть свечи до срока.

– Давай же, мать твою…

Нити корчились, темнели, расползаясь черными язвами. И в них проглядывала исходная пластиковая поверхность. И Глеб не выдержал. Он ударил, проламывая плечом хрупкую корку живого покрытия, повис в липкой его сети и, разорвав ее, вывалился. Протянул руку и, ухватив мокрый фитиль, дернул. Колонны из свечей обрушились, пересаживая пламя на тончайшую пленку этилена.

Огонь расползался, прокладывая дорожку по войлочному ковру.

Плавил нити. Склеивал. Просачивался в узкие ходы между волокнами.

И тогда дом закричал. Звуковая волна, отраженная стенами соседних домов, прошла сквозь Глеба. Он заткнул уши и, развернувшись, побежал.

До больницы было недалеко.

Глава 8. На пороге белом рая

Из операционной Ева вышла не сразу. Она сидела в укрытии, уговаривая себя не спешить: вдруг Игорь притворился, что ушел? Пусть уж ему надоест ожидание, пусть уберется и из операционной, и из больнички.

А Ева ничего, Ева подождет. Она терпеливая.

И еще устала, как собака. Раньше-то собаку завести хотела, даже книгу купила «1001 совет начинающему собаководу». А к ней вторую, энциклопедию с картинками. И когда случалось добираться домой, Ева картинки разглядывала, читала статьи и все никак не могла определиться.

Собаки ей нравились крупные.

А соседи попались вредные. Вечно искали повода поорать. И наверняка потребовали бы убрать скотину из квартиры. Сами скоты, пили, не просыхая, плодили детишек, не особо задумываясь, кому те нужны в новом мире.

Ева вот про собаку думала. Представляла мокрый нос и уши купированные, с жесткой кромкой рубца по краю. И обиду во влажных собачьих глазах, и тут же – прощение.

Из-за него, из-за этой верности, которая окупала все и сразу, Ева передумала.

Да и какая собака с таким-то графиком?

Говорят, когда все началось, собаки сбегали из дому, сбивались в стаи и возвращались, мстя хозяевам за все и сразу. А Еве повезло.

…тебе повезло, – так и сказала Ева, обсасывая голову леденцового зайца. Дешевая конфета на длинной щепке плохо сочеталась со строгим шерстяным костюмом и бриллиантами в ушах. – Тебе повезло, что я сумела сложить мозаику.

Ева хотела спросить, где она находится, но не смогла.

Она вообще ничего не могла, кроме как смотреть на ту, которая ее убила, чтобы теперь воскресить.

Так не бывает.

Я помню, как я умерла.

И я помню, как ты умерла.

Ты со мной говоришь? Нет. Да. Выбери нужный ответ сама.

Приторная сладость пережженного сахара заполнила рот. Ева попыталась проглотить слюну, но та застряла в горле. И леденец – чем не кляп? Ева, откусив зайцу голову, задумчиво захрустела. Осколки сладкого стекла раздирали небо.

Здравствуй… Ева?

Здравствуй. Помнишь считалочку про крыльцо? Не важно, кто сидел на крыльце. Не важно, куда они исчезли. Но очень-очень важно ответить на вопрос: кто ты будешь такой?

Кто ты такая, Ева?

И кто я?

Ева проснулась, ударившись плечом об угол медмодуля. Зашипела, попыталась встать и поняла, что вряд ли сумеет сразу. Затекшие мышцы не подчинялись, из укрытия пришлось выползать на четвереньках и, не меняя позы, ждать, пока в пережатых сосудах сменится кровь.

Стреляло судорогой. А в голове звенел вопрос.

Кто ты?

– Кто я? – спросила Ева у отражения на полу. Ответа не получила, зато получилось встать. Ева присела, помахала руками, покрутила тазом и с трудом сдержала смех.

Господи, увидит кто… мятая, страшная, в заляпанном кровью халате женщина вытанцовывает ламбаду посреди операционной.

Кто, кто… дура феерическая, вот кто! Разоспалась! Еще бы подушечку попросила, одеяльце там для пущего удобства. А утречком кофею в нору. Или какавы с чаем.

Фыркнув, Ева поднялась и, доковыляв до умывальника, открыла воду. Кран прокашлялся и пустил тонкую струйку воняющей спиртом жидкости. Умывать этим было как-то… неприятно, но из альтернатив – руки в высохшей крови. И на лице, надо думать, пятна имеются.

Ева, намочив полу халата, принялась остервенело тереть лицо. Щипало. И хотелось пить, но пробовать подспиртованную водицу на вкус было бы непростительным безумием.

С другой стороны в этом Зазеркалье безумие скорее норма.

И поверхностный осмотр операционной лишь утвердил Еву в этом мнении. В шкафу для инструмента возвышались горы эмалированных уток. Второй занимали упаковки с глюкозой и Ева, пробив одну, попробовала на язык.

Сладко. Может и вправду глюкоза? Только почему такого странного зеленоватого оттенка.

– По кочану, – ответила Ева себе. – Тут принято так. Раненых прячут. Глюкозу подкрашивают. А психованных докториц оставляют наедине с их паранойей. Здравствуй, дорогая.

Разложенные инструменты оказались приклеены к столику. Ева, хихикнув, попробовала отковырять скальпель. Не вышло. Ну и ладно. Ну и не больно-то хотелось.

Аппаратура была мертва, хотя и пуповины проводов связывали ее с сетью здания. Среди всего прочего имелся здесь и стальной чемодан портативного ДНК-анализатора. Проведя по титановому корпусу ладонью, Ева отщелкнула замки.

Открыла.

Убрала пленку заводской упаковки, еще сохранившую специфический запах консерванта. Отошла. Сняла с медмодуля фалангу манипулятора и, вернувшись, воткнула ее в экран.

Ева била методично, не торопясь и, закончив, аккуратно сгребла осколки на ладонь, ссыпала в покореженный аппарат и закрыла чемодан. Снаружи он выглядел нетронутым. На то, чтобы вернуть модулю первоначальный вид, ушло полминуты.

Вытерев вспотевшие ладони о грязный халат, Ева продолжила осмотр помещения.

В комнате имелось еще две двери, кроме той, в которую Ева вошла. За первой скрывалось стандартное помещение с рядом умывальников, привинченных на высоте