Макабр. Книга 1 - Влада Ольховская

в многообразии сохранялось и жутковатое единство: ни один нарост не существовал сам по себе, все они были либо соединены напрямую, либо связаны тонкими белыми нитями, тянувшимися во все стороны.

Дальше – больше: рассматривая нечто в ярком свете фонарей Рино начал замечать человеческие кости. Сначала ему казалось, что они разрозненные, добыча, последнее напоминание о несчастных, которых эта тварь сожрала перед своей кончиной. Однако постепенно пилот разглядел, что кости не просто симметричны, они расположены в верном порядке. На стене и потолке среди наростов застыл полный скелет, просто сильно увеличенный, искаженный – будто слепленный правильно из глины, а потом смятый и растянутый. Он был центром жуткого скопления наростов, они – его элементами, продолжением… тем, чем человек не должен был становиться. На это единство указывала не только непрерывность нарастания, но и то, что кости и наросты были одного цвета – сложной смеси белого, серого и бежевого.

Чудовищное зрелище проняло всех. Замер даже вице-адмирал, обычно умело скрывавший свои чувства, да и кочевники вдруг присмирели, затихли. Они наверняка дрались бы с этим существом, если бы оно было живо и напало на них – потому что драка освобождала их от необходимости думать. Но теперь думать пришлось, и даже Барретты не были защищены от инстинктивного страха перед искажением всего, что представляет собой человек…

Это была нормальная реакция, здоровая. Рино даже забыл, что в их группе есть тот, для кого нормальная и здоровая реакция как раз неестественна.

Гюрза, конечно же, опомнился первым. Может, даже не опомнился? Может, это зрелище и не повлияло на него по-настоящему, не напугало, он просто рассматривал нечто новое и любопытное? А когда насмотрелся, забрал у пораженной Кети медицинский сканер и направил на существо.

– Любопытно, – объявил он голосом человека, который вообще не знает, что такое любопытство. – ДНК на восемьдесят процентов человеческая. Еще десять процентов распознается как различные виды с Земли. Оставшееся сканером не опознано.

– Получается, это пришельцы? – насторожилась Бруция. – На станции ползают злокопучие пришельцы, которые превращают людей вот в такое?! Нет, мне это не надо, давайте уже как-то валить!

– Успокойся, – коротко приказал Сатурио.

Вряд ли она действительно успокоилась, но тут же замолчала, разве что продолжила возмущенно сопеть. Рино не первый раз убеждался, насколько велика власть старшего из кочевников над братьями и сестрами. Интересно, на чем она основана? На страхе? Но Сатурио не был похож на того, кто добивается своего агрессией!

А еще он великолепно владел собой. Он повернулся к Гюрзе и в который раз заговорил с ним так, будто не было между ними никакой кровавой истории:

– Чем это может быть? Откуда в теле человека генетический след других организмов? И действительно ли в нем есть нечто инопланетное?

– Начнем с последнего: скорее всего, нет, – отозвался Гюрза. Рино уже заметил, что он отвечает на вопросы далеко не всегда, но вот с Сатурио общается нормально. – Я мало что могу сказать прямо сейчас. Вероятнее всего, основа организма – человек, прошедший некую мутацию, свойственную только Сектору Фобос. Десять процентов других видов – то, что находилось рядом с ним в момент изменения. Например, плесень на стенах канализационного фильтра, которую он вдохнул. Паразиты, которые жили в нем не один год. Растения, те же грибы, фрагмент которых случайно оказался у него на коже.

Слушая его, Рино был вынужден признать, что такого добра в космосе хватало. Это на космических кораблях порядок поддерживать проще: в определенный срок они приходят в док на общую чистку и техническое обслуживание. В этот момент из них вымывают и вытравливают то, что оказалось внутри случайно или привезли с собой не самые дисциплинированные пассажиры. Рино доводилось слышать о гражданском транспорте, на котором милостью контрабандистов образовалась малая болотная экосистема.

Со станциями дело обстояло куда сложнее. Здесь хватало зон с высокими температурами и повышенным уровнем влажности. Многие считали, что это ничего не значит – откуда взяться тем же грибам или мелким грызунам, не из космоса же? Но из космоса и не нужно. Вся эта дрянь легко пробиралась в грузе продовольствия, а уж если на станции размещались биолаборатории, заражение становилось просто вопросом времени.

Обычно это не было такой уж большой проблемой. При определенном уровне разрастания лишайников, грибов или других растений, а также при увеличении численности насекомых и животных система фиксировала это и направляла в нужный участок сервисных дронов. Но никто не рассчитывал на Сектор Фобос… Рино мысленно пообещал себе, что при возвращении на «Виа Феррату» не успокоится, пока адмирал не запустит глобальную системную очистку.

– Хорошо, с этим разобрались, – кивнул Сатурио. – Что с неопознанной ДНК?

– Тоже может быть вполне земной. Не нужно забывать, что в нашем распоряжении лишь малый походный сканер. Это диагностическое оборудование, а не лабораторное. Он распознает материалы, хранящиеся в его внутреннем архиве. Если неизвестная мутация намешала видов, создавая принципиально новое из старого, сканер это не распознает.

– Но как можно такое намешать? – нахмурилась Мира. – Никогда не слышала о подобном виде мутации!

– А ты прежде бывала в Секторе Фобос? – поинтересовался Гюрза.

– Ну… нет.

– Вот и вся причина.

– Но ведь оно мертво? – с надеждой уточнила Кети. – Сканер показывает, что мертво! И излучение никакое не фиксируется… От того, что мы тут стоим, мы же не превратимся в такую дрянь?

– Насколько жизнеспособно оно было и почему умерло? – осведомился Овуор.

Вопрос Кети Гюрза проигнорировал, в очередной раз доказывая, что добрее и вежливее он не стал. А вот ответить вице-адмиралу все-таки потрудился:

– Оно было вполне жизнеспособно. Для того, что мы здесь видим, не хватило бы биоматериалов одного человека, пусть даже крупного. Оно научилось питаться – это уже важная основа будущего. И оно перешло в состояние, при котором могло прожить очень долго, отказываясь от свойственного человеку добывания пищи быстро и в движении. Но пища закончилась. При таком раскладе форма жизни или впадает в спячку, или меняет способ получения пропитания, или погибает. Это существо сделало неверный выбор и погибло. Возможно, просто не могло уснуть – человеческой ДНК осталось многовато, а люди удручающе быстро смертны.

– Но мы знаем, что жизнь на корабле по-прежнему есть, – тихо напомнил Сатурио.

Рино не хотелось об этом даже думать – а не думать уже не получалось. Изначально они сомневались лишь в том, пойдут оставшиеся члены экипажа на контакт или нет. В то, что станцию населяют люди, верили все. Потому что… ну кто еще?

Теперь они знали, что как минимум один вариант еще есть.

И если Рино пытался примириться с реальностью