Барин из провинции - Дмитрий Валерьевич Иванов

— Миша, представь меня! — потребовал поручик, шумно усаживаясь.

Пьяное лицо защитника отечества сияло довольством и радушием. Пьют гости своё, а закуска — наша, из дома, в том числе зелень с огорода. Поди уже все грядки потоптали. На столе мутный бутыль — по виду литра в четыре, скрывающий жалкие остатки на донышке.

Геннадий Марьин, так зовут поручика банкует: из дома ему пришло содержание. Видимо небольшое, раз хватило на выпивку только, да и то самую дешёвую.

— Я только что от барона Мишина, так что сыт до отвала, господа. Но за победы русского оружия — разумеется, с вами выпью!.. — пообещал я гостям. — Тимоха! — ору я во двор и пожав плечами выхожу и домика, будто бы в поисках слуги.

Чего его искать? Тимоха, как раз, собирался лошадей распрягать.

— Стой! — окликнул я. — Сейчас поедешь господ офицеров катать. И смотри — обратно не привози!

— На кой? — буркнул он. — Я ж говорил: дела у меня. Давай через часик, а? Или найди кого за кучера, а я без кареты сбегаю.

— Чёрт с тобой, давай уж, — вздохнул я. — Дела у него… деловой больно. Тебе-то что, а мне теперь с ними бухать. Хрен знает, что ещё они там пьют… — ворчал я, возвращаясь в дом.

— Да Мишин этот — мерзавец и подлец! — горячо говорил поручик Марьин. — Так бы и вызвал его на дуэль, но нельзя! Болен, каналья: руки дрожат, нерв какой-то повреждён, — сетовал офицер. — Да и общество не поймет — многих он купил!.. Черт с ним, давайте ещё споём!

Шел уже третий час бухалова. Хорошо ещё, что градус напитка оказался невысок. Я предусмотрительно взял непрозрачную кружку и лишь делал вид, будто пью, едва пригубляя. Ха! Остальные, даже Сема пили, и много, но пока ещё держались на ногах. Больше всех пила проститутка, как я правильно угадал род занятий Машки. Ну ей не привыкать, она всем довольна: и тем что взяли на сутки, и тем что бухает с благородными, и думаю тем, что её периодически юзают все трое гостей. Водят наверх поодиночке. Причем без футляров — идиоты бесстрашные.

Я, кстати, очень благодарил Мишина за полезный подгон — надеялся, может ещё в подарок даст таких. А тут, гляди‑ка, эти без всякой защиты превратили мой дом в настоящий притон! И где же этот долбаный Тимоха⁈

— Слышите…. Кто-то орёт? Дитя! — вдруг сказал мой жилец и, пошатываясь, вышел во двор.

— Вот малец записку принёс. Рубль требовал, — растерянно сообщил Сёма, протягивая мне скомканную бумажонку.

Читаю. Там карандашом написано немного, но достаточно, чтобы я встревожился.

«Попал в разборный дом при белгородском участке. Разрешительный в карете лежит».

Тьфу ты! Белгородский участок я ещё отыщу… А вот что такое «разборный дом» — понятия не имею. Зато появился весомый повод свалить. Только как бы с собой этих офицеров прихватить?

— Господа, бестолковый мой слуга отправился по моему поручению в город, да паспорт забыл. Теперь придётся наведаться в разборный дом, — объявил я, стараясь придать голосу деловитую серьёзность.

Вышел во двор к карете — и точно: разрешительный лист, выписанный мною для Тимохи на целый год, лежал в его тайном «бардачке» под сиденьем. Лопух! А ведь нынче порядок строг: без документа никуда — беглых много, а бродяг полиция не жалует.

— Лёша, мы с тобой! — покачиваясь, с энтузиазмом, заявил Миша.

За ним, также нетвёрдой походкой, плёлся Гена. Общим решением Машку оставили под присмотром Сёмы, который, похоже, остался доволен таким раскладом.

Поймали пролётку и вскоре, благо лихач дорогу к участку знал, да и сам, похоже, там не раз сиживал, подъехали к невзрачному домику с небольшим двориком.

— Рупь берёт урядник со шрамом, — донёслось нам в спину от извозчика.

Ну, это он, пожалуй, сказал потому, что я лишку на чай дал. Но совет пригодится… Хотя за что платить-то? Паспорт Тимохин покажу — и отпустить обязаны. Моя же собственность!

Здание участка хоть и небольшое, но имелись отделения и мужское, и женское. Я уж собрался обратиться к писарю, что сидел за конторкой, как вдруг меня окликнул… женский голос!

Что за чудо? У меня здесь знакомые не только среди мужчин?

Камера для женщин, ближайшая к входу, казалась мрачной и тесной. Узенькое решётчатое оконце едва пропускало свет. Вгляделся: обстановка убогая — голые нары, на них пяток баб. Сначала показалось, что никого из них не знаю. Ан нет… знаю одну!

Глава 26

Бывшая арендаторша дома! Вернее, её дочь — Авдотья! Она‑то как тут оказалась?

— Алексей Алексеевич… — (надо же, отчество моё помнит!) — не дайте пропасть зазря! Сообщите купцу Левину, что я здесь. По ложному обвинению задержали!

— А ну молчать! — рявкнул писарь.

— А ну молчать! — рявкнул я на писаря. — Что она сделала?

— Да ведать не ведаю, сударь. Разбору ещё не было. Как вернётся Иван Иванович, наш начальник, даст команду — выясним. А покуда… привезли вчера из гадального дома, — недобро глянул на меня невеликий ростом и немолодой мужичок.

Кроме него в помещении был лишь охранник, и никого со шрамом на лице я не приметил.

— Да не гадалка я, батюшка. К знакомой лишь зашла… Вот те крест! — заголосила тётка, неистово крестясь.

— Любезный, а кто у вас тут старший? — протянул Геннадий нетрезвым голосом.

— Урядник Митрохин, ваш бродь! — писарь, вскакивая, вытянулся в струнку. — А вот и он сам!

И в самом деле, в помещение вошёл полицейский лет сорока, с заметным шрамом на лбу.

Служивый сориентировался мгновенно. Выделив Геннадия как старшего по званию, он приложил руку к козырьку и чётко произнёс:

— Ваше благородие, господин поручик! Урядник Митрохин. Чем могу служить?

— Тут, слышь… Лешкин крепостной где-то… — Гена неуверенно махнул рукой, указывая то ли на баб в камере, то ли на писаря.

— Не извольте беспокоиться! Как звать‑то? — обратился урядник.

— Алексей Алексеевич, — представился я, чуточку обиженный тем, что всё внимание досталось старшему по чину.

— Крепостного, да по батюшке? Ишь ты! — приподнял брови Митрохин.

— Тимоха! — рявкнул я во всё горло, поняв наконец, что спрашивали вовсе не моё имя.

— Я тут, барин, — донеслось из дальнего