Патриот. Смута. Том 5 - Евгений Колдаев

Отлично.

Где-то через час авангард добрался до хутора, о котором докладывала разведка. От дороги отходила едва заметная колея к опушке леса. Там виднелись остовы нескольких домиков.

— Глянем! — Я махнул рукой, и мой верный отряд двинулся, беря меня в кольцо.

Основные передовые силы неспешно двигались дальше. Но замедлились. Мало ли что. Если помощь понадобится, то полтысячи вооруженных и готовых к бою людей подойдут очень быстро.

Старое пепелище было все ближе.

Мы подошли, замерли у околицы.

Глава 19

Хутор располагался на опушке.

Вокруг к небу вздымались сосны. Крепкие, корабельные, источающие смоляной запах. Видимо, промышлял люд местный охотой, полесованием и добычей живицы, да смолы. Раньше. Сейчас выглядело это все устрашающе. Остовы глиняных печей, не привычных мне русских, а более древний еще вариант, встречавшийся повсеместно. Совсем простые сооружения, которые по черному топились.

Они, а вокруг пепелище.

Заваленные какие-то остовы строений.

Битые черепки, разваленные и разломанные кадки, ящики. Рванина какая-то пожжённая. Кости обглоданные белели в лучах солнца, что только-только перевалило через зенит. Не хотелось даже думать, человечьи они или животных.

Вот он весь — истинный лик Смуты.

Спаленные деревни, выжженные поля, посечённые люди.

— Место больно приметное. — Проговорил я. Глянул на Богдана.

— Ага. — Кивнул он, спрыгнул с коня. — Гляну, воевода?

— Да, казак, посмотри, что да как.

Он двинулся от околицы внутрь. Осторожно, пригибаясь к земле. На лес смотрел. Мы все тоже туда поглядывали. В ветвях чуть удаленных вглубь деревьев, казалось, мне, тоже какая-то рванина привязана. Может, пытали кого и оставили помирать не сняв. Меж сосен растянули. Кто знает?

Проверять самому желания не было.

Словно враг лютый по земле прошел. Зрелище удручало, хоть и привычный я к такому был. Немало зверств всяких за жизнь свою повидал. Но, когда в бою люди друг друга убивают, это одно, а когда невиновные, мирные гибнут, иное. Даже у меня, тертого калача, сердце сжимается.

Богдан походил по пепелищу. Отвалил какой-то сплетенный щит, отшатнулся.

Осмотрелся, припал к земле, словно увидел что-то. Двинулся к лесу. Пропал на минуту, появился. Устремился к нам.

— Был тут недавно кто-то. День, может, два. Думаю, дозоры. Место лихое, вольница здесь где-то малая. — Он улыбнулся.

— Ну что? — Спросил я тихо.

Богдан выглядел задумчивым. На лице, словно хитрость какая-то застыла.

— Думаю дозор здесь. — Говорил он заговорщически. — Да, хутор сожгли, но давно. Больше года точно. Кости-то старые, белые уже. Тряпье, думаю, для вида больше. Под щитом вроде как колодец. Только смердит, как сдох там кто-то…

Он сплюнул, скривился.

— Но, дальше, чуть в лес если. Там и гнездо воронье, и следы стоянки. Уверен, кострище там, если походить, найдется. А дальше, уверен, шагов сто, двести. Либо родник, либо еще один колодец припрятан.

— Разбойники. — Вздохнул я. — Там дальше на север леса, где переправа. В них, скорее всего, сидят. А здесь, сторожат. Лихая земля.

— Все, как на Дону, ниже Воронежа. — Криво улыбнулся Богдан. — Думаю, здесь они дальний дозор держат.

— Давно ушли? Что скажешь?

— Думаю, вечером или, самое позднее, утром. Землянки поискать можно, туда дальше в лес. Только надо ли время тратить?

Я секунду подумал, мотнул головой. Здесь мой телохранитель во всем был прав. Можно было поискать местных людей, разворошить их стоянку, влезть в потаенные жилища. Только ушло бы на это несколько часов. Да и, скорее всего, не обошлось бы без потерь. Я бы организуя такую сторожу, наделал бы окрест нее всяких ям волчьих и прочих ловушек неприятных.

Если незваный гость придет, кровавыми слезами умоется.

Эх, так выходило, что двадцать пять лет назад Русь у поля кусок отхватила, поставив крепости на Белгородской черте. А Смута пришла, и степь возвращала свое. Верно сказал казак — как на Дону. Там татарин гоняет казака, а тот его ищет и тоже не прочь позабавиться. Кто сильнее, ловчее, хитрее и выносливее, выживает.

Теперь это и здесь, в отсутствии крепкой царской власти вовсю процветает. Своя малая разбойничья вольница.

— Идем! — Махнул рукой, призывая людей за собой нагонять авангард нашего воинства. — Если кто живой тут и остался, он спрячется так, чтобы мы его не нашли. А найдем, что с того толку?

Богдан пожал плечами, согласно кивнул.

Мы двинулись дальше. Впереди нас ждало столкновение со всеми ужасами того, что делает гражданская война с землей, на которой она идет. Это только первая ласточка, причем довольно обыденная.

Дальше будет только хуже.

Кровь, боль, пепелища, трупы, голод. Словно четыре всадника апокалипсиса с картины известного немецкого художника промчались здесь.

Мы своим чуть отставшим отрядом догнали идущий вперед не спеша авангард.

К нему как раз подошел разъезд.

— Господарь, дозор мы видели. Чужой!

— Так! — Вот это было уже интересно. И, чего уж тут, весьма опасно. Обратился к разгоряченному дозорному. — Кто?

— Пара всадников. — Пожал плечами служилый человек. — На горизонте, на восход. Ушли сразу. Думали, уверен, что не увидели мы их. Скрылись.

— Ясно. — Я секунду взвешивал информацию. — Передать по войску, что идем мы через земли разбойничьи. Смотреть в оба. Идти плотно, не растягиваться, не отставать.

— Сделаем. — Несколько человек понеслось назад, против хода движения колонны раздавать указания людям. Доводить мою волю до сотников.

Выходит, тут все отчетливее просматривалась своя вольница.

Вряд ли местные жители распахивали поля, имели жен и воспитывали детей, хотя кто-то из них, возможно, и такую жизнь вел. Но земли не были окончательно безлюдны. Некое население здесь имелось. Одичавшее и, как это всегда бывает в трудные времена, пришедшее к самым исконным типам организации.

Либо военная демократия, по факту чем-то похожая на бандитскую общность. Крышующая все сильная банда уверенных в себе мужчин и подчиняющиеся, находящиеся под ее защитой работники.

Жизнь в таком строе завесела от конкретной персоны лидера и жестокости времени, порождающем, как известно жестокость в сердце.

Второй вариант — общинный строй. Еще более древняя формация.

Здесь, скорее всего, было первое. Более характерное для русского культурного кода заселения степных территорий.

И еще, что интересно, зачастую такие общности формировались вокруг каких-то верований и предрассудков. Взгляд их на жизнь и на то, что происходит вокруг также менялся. Мозг пытался сформировать мистическую защиту, и дать какое-то объяснение. Как правило — не рациональное.

Искали его люди в некоей