Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Длинная ограда из ребер и бедренных костей шла по периметру загона, но вовсе не этот барьер сдерживал могучих зверей. Куда более действенными оказались психологические цепи.

Хотя первым использовать в своих интересах семейные узы гаринафинов додумался пэкьу агонов Нобо Арагоз, пэкьу Тенрьо Роатан возвел это умение в ранг искусства. Следуя разработанному Тенрьо шаблону, территория внутри костяной изгороди разделялась на две части. В первой, размерами ненамного больше площади Большого шатра, содержались личные скакуны Кудьу и самых могущественных высокопоставленных танов. Эти гаринафины вели родословную от выдающихся производителей, отличавшихся незаурядной скоростью, силой, выносливостью, яростью и прочими важными боевыми качествами. Стоило такому уникальному экземпляру вылупиться из яйца, как множество рабов-конюхов окружало малыша заботами, моментально удовлетворяя любые его нужды. Кудьу и крупнейшие таны находили время, чтобы, следуя традиционному укладу степняков, установить с элитными боевыми скакунами личную связь.

В другой части загона размещалась основная масса боевых гаринафинов армии льуку. По достижении половой зрелости гаринафинов, выказавших способности в военном деле, спаривали. До двух лет вылупившимся детенышам позволяли оставаться в семье. Впрочем, подобная уступка диктовалась отнюдь не сентиментальными чувствами, но точным расчетом: именно за такой период между детенышами и родителями возникала крепкая привязанность.

Спустя означенное время маленьких гаринафинов забирали у родителей, и на глазах у старших самого слабого детеныша в каждом помете забивали. Мясо их считалось деликатесом, а миниатюрные черепа и кости шли на изготовление шлемов, сигнальных копий и прочих полезных вещей. Кожа молодого гаринафина, более мягкая и податливая в работе, чем у взрослых особей, ценилась как исходный материал для одеял и одежды великих танов.

Эти убийства требовались отнюдь не для контроля поголовья, но дабы внушить родителям необходимость беспрекословно повиноваться и продемонстрировать им, каковы будут последствия неподчинения.

С этого момента детеныши содержались в подземных пещерах отдельно от родителей, которых постоянно тренировали, готовя к войне. Взрослых зверей приучали принимать любого наездника и безоговорочно подчиняться ему, выполняя серии простых команд, которые отдавались в стандартной форме. Строптивых гаринафинов сажали обратно в кораль, приводили туда детенышей и мучили их на глазах у отца или матери. Молодых гаринафинов били утыканной зубцами палицей по нежной коже промеж ног, жгли едким соусом кактуса, морили голодом или держали их головы под водой, пока несчастные не переставали трепыхаться. Иногда во время таких пыток юный гаринафин умирал.

Большинству взрослых особей хватало одного такого напоминания, чтобы перестать бунтовать и сделаться предельно покорными. Подчинение сохранялось, даже когда звери были далеко на войне и даже если все их дети погибали: заложенные в момент слабости и уязвимости привычки глубоко укореняются как в животных, так и в людях. Иногда какой-нибудь гаринафин, взбесившись под действием невыразимой жестокости, переставал повиноваться любым командам, невзирая на последствия. Таких строптивцев предавали смерти вместе с потомством, считая их род не поддающимся воспитанию.

В темных переполненных подземных камерах юных гаринафинов приковывали к стенам и растили в цепях. В ту пору, когда они уже достаточно повзрослели, но еще не обзавелись собственным потомством, на глазах молодняка мучили их родителей. Такой «урок наоборот» становился началом пути к покорности.

Старых гаринафинов, не способных более участвовать в боевых действиях, забивали на мясо (кожа и кости при этом тоже шли в дело), хотя немногих сохраняли, используя в качестве вьючных животных. Убивали и разделывали крылатых зверей, как правило, там, где их дети и внуки могли это слышать и видеть.

Сей дьявольский цикл продолжался из поколения в поколение, образуя неразрывную цепь подчинения.

Рита распорядилась показать ей гаринафинов, не несущих постоянной патрульной службы, чтобы она могла на время взять одного из них.

– Как собирается вотан поступить со своими рабами? – спросил у нее старший конюх.

Некогда он был хорошим наездником, и при Тенрьо ему поручили готовить к полетам молодежь. Но бедолага навлек на себя гнев Кудьу, когда новый пэкьу услышал, как он восторженно расхваливает перед группой учеников таланты Танванаки. Кудьу упрекнул его в недостаточной преданности («Чрезмерное восхваление прошлого – не более чем трусливый способ выказать свое недовольство настоящим правителем!») – обвинение, против которого нет защиты, и сместил с должности. И теперь ему, скорее всего, уже не удастся подняться выше наро-вотана.

– Я привела рабов, чтобы делать то, что понадобится, – бросила Рита беспечно. Потом глаза ее вспыхнули. – Ага, знаю! Они хорошо умеют управляться с животными, раз выдрессировали этих собак так, что те очень пригодились моему племени на крайнем севере. Здесь, в конюшнях, они будут тебе в самый раз!

Старший конюх ничего не ответил. Не было смысла указывать, что собаки не имеют ничего общего с гаринафинами. Простому наро, находящемуся в опале у пэкьу, не стоило возражать, опровергая мнение – пусть даже и дурацкое – молодой женщины-тана, явно пользующейся расположением Тово и Кудьу (особенно с учетом ее говора, выдававшего высокое происхождение: наверняка эта девчонка из какого-то влиятельного клана).

– Почему бы тебе не взять рабов и не научить их тому, что тебе нужно? – сказала Рита. И прозвучало это отнюдь не как вопрос или просьба.

Старший конюх не стал спорить и вызвал пару своих подчиненных, чтобы те увели ледяных блох. Рита развязала веревки, соединяющие пленников за шею друг с другом.

– Китос, отныне подчиняйся ему, как мне, – обратилась она к старику, возглавлявшему цепь.

Тот покорно кивнул.

Старший конюх заметил, что ледяные блохи вздохнули с облегчением, избавившись от тана-волка, которая, похоже, всю дорогу наводила на них страх. Даже в его душе при мысли о том, насколько ужасно, должно быть, изуродована эта молоденькая женщина, коли отказывается снимать маску-шлем, шевельнулось отвращение. Но если ледяные блохи воображают, что тут их ждет отдых, то они сильно ошибаются. Загоны для гаринафинов считались одним из худших мест, куда мог угодить раб.

Ну да ладно, судьба пленников нисколько его не волнует. Ему вполне хватает и своих собственных забот.

И старший конюх повел эту молодую женщину, тана-волка, осматривать общий загон. Крылатые скакуны дремали на полуденном солнце, равнодушно пережевывая ветки колючего кустарника. В воздухе висел густой запах помета, повсюду тучами роились мухи слисли. Некоторые гаринафины выглядели недокормленными и апатично смотрели на проходящих мимо старшего конюха и гостью.

– Почему звери в таком плохом состоянии? – спросила Рита, нахмурившись. – Разве вы не обязаны заботиться о них? Даже пастушьи гаринафины у трусливых агонов и то выглядят более здоровыми.

Старший конюх вздохнул про себя. Таны не из Татена постоянно делали подобного рода замечания, посещая загоны. Но что им известно о его трудностях? Кудьу и верховные таны окружают заботой и вниманием своих