Хроники Менталиста 2 - Ярослав Чичерин

— У вас есть потенциал, кадет Морозов, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Гораздо больший, чем мы предполагали изначально. Такие, как вы, нужны государству… особенно сейчас.

— Для чего именно? — осторожно спросил Явин.

Черняев помедлил, словно взвешивая, сколько можно рассказать новичку.

— Скажем так… в стране активизировались определенные… деструктивные элементы. И среди них есть Одаренные, которые представляют особую опасность, — он сделал паузу. — Особенно менталисты.

Явин почувствовал, как внутри что-то сжалось. Он не произнес имя Макса, но оно словно повисло в воздухе между ними.

— И что конкретно вы хотите от меня? — прямо спросил он, хотя уже догадывался об ответе.

— Для начала — научиться контролировать свой дар, — Черняев посмотрел ему прямо в глаза. — Остальное… в свое время. Агент Толстой введет вас в курс дела, когда сочтет нужным.

Явин понял, что ему не доверяют — по крайней мере, пока. И это было логично. Зачем раскрывать все карты перед мальчишкой, который еще вчера бегал по трущобам?

— На сегодня достаточно, — Черняев сделал пометку в своем блокноте. — Завтра в то же время продолжим. И постарайтесь выспаться — вам понадобятся силы.

— Есть, сэр, — Явин кивнул, сохраняя непроницаемое выражение лица, хотя внутри все кипело от вопросов и догадок.

Когда он уже направился к выходу, Черняев добавил:

— И не забывайте, кадет Морозов… здесь все наблюдают за вами. И в этом нет ничего хорошего.

Глава 18

Проверка на прочность — 2

Следующий день начался с того же гудка, но на этот раз Явин проснулся раньше. Сон был тревожным — снились коридоры Академии, превращающиеся в лабиринт, и голос Макса, зовущий его издалека. Проснулся он с тяжелой головой и противным привкусом во рту.

После завтрака его снова повели к Черняеву. Но когда они вошли в тренировочный зал, Явин сразу заметил — что-то изменилось. За односторонним зеркалом маячили силуэты. Много силуэтов.

— Сегодня у нас будут наблюдатели, — спокойно сообщил доктор, словно речь шла о погоде. — Не обращай на них внимания.

Но как тут не обращать внимания? Явин чувствовал чужие взгляды кожей, словно сам лежал под микроскопом. Несколько раз поймал себя на том, что поглядывает на зеркало, пытаясь разглядеть тех, кто прятался за стеклом.

— Кто они? — не выдержал он, когда Черняев дал ему передышку после особенно сложного упражнения с разделением тени.

— Военное командование, — коротко ответил доктор, но потом, видимо, решил, что подросток заслуживает большего. — Дар Тени крайне редок, а в военном деле может оказаться и вовсе бесценным. Разведка, диверсии, нейтрализация вражеских одаренных… — он сделал паузу. — Они хотят убедиться, что вложения в твое обучение оправданы.

Вложения. Значит, он теперь инвестиция. Интересно, какую прибыль они планируют получить?

— Покажи им двойное разделение еще раз, — попросил Черняев. — Только на этот раз попробуй удержать контроль дольше.

Явин кивнул, набрал полную грудь воздуха и погрузился в концентрацию. Мир вокруг поблек, а тень под ногами ожила, задрожала, словно живое существо, и медленно отделилась от тела. Как чёрная вода, она потекла в стороны, разделяясь на два независимых потока — один устремился к дальней стене, размазываясь по бетону чернильным пятном, второй змеёй прополз к боковой.

Ощущение было странным, почти пьянящим — сознание растроилось, разрываясь на части. Явин всё ещё стоял в центре комнаты, но одновременно скользил по шершавому бетону в противоположных концах зала. Тень становилась частью его, а он — частью тени.

За зеркальной стеной зашуршали, задвигались силуэты — военные чины наклонялись друг к другу, перешёптывались, не скрывая возбуждения. Явин почувствовал, как по его спине пробежал холодок от этого сдержанного ажиотажа. Он заставил себя отрешиться от мыслей о наблюдателях и углубиться в тёмную материю своего дара.

— Теперь попробуй через отделённую тень почувствовать текстуру стены, — скомандовал Черняев, торопливо строча что-то в блокноте. — Не просто видеть, а ощущать.

Явин перенаправил всё внимание к тени, распластавшейся по дальней стене. Странно, но она стала словно продолжением его кожи — невидимыми нервными окончаниями, улавливающими мельчайшие детали. Холод бетона. Шероховатость поверхности. Сеть микроскопических трещин, паутина пыли. Даже лёгкую вибрацию от работающих где-то глубоко под полом механизмов. Всё это вливалось в его сознание потоком новых, пугающе-острых ощущений.

— Отлично, — в голосе Черняева звучало плохо скрываемое удовлетворение. — А теперь самое сложное. Попробуй одновременно двигаться сам и перемещать обе тени независимо друг от друга.

Это было похоже на попытку жонглировать тремя разными предметами с завязанными глазами. Или играть сразу на трёх музыкальных инструментах, выводя на каждом свою мелодию. Явин стиснул зубы, виски сдавило, словно в тиски. Он сделал осторожный шаг вперёд, одновременно заставляя одну тень скользнуть влево, огибая выступ в стене, а вторую — вправо, взбираясь к потолку по невидимой лестнице.

Голова раскалывалась, за глазами пульсировала боль, но он не отпускал контроль. Чёрные щупальца слушались с каждой секундой всё лучше, двигались всё точнее, будто постепенно становились настоящими конечностями.

За стеклом что-то с грохотом упало — судя по звуку, стул. Кто-то из наблюдателей не усидел от изумления. Этот звук словно прорвал пузырь концентрации. Тени дрогнули, готовые ускользнуть, но Явин удержал их последним усилием воли.

— На сегодня достаточно, — решил Черняев, заметив, как подросток покачнулся, бледнея на глазах. — Иди на обед. Тебе нужно восстановиться после такого расхода эфира.

Явин кивнул и, слегка пошатываясь от истощения, направился к выходу. У двери он обернулся, пытаясь понять, не привиделась ли ему эта реакция наблюдателей. Черняев склонился над толстой папкой, торопливо записывая результаты, а за зеркалом силуэты все еще взволнованно двигались, жестикулировали, явно обсуждая увиденное с нескрываемым возбуждением. Это наблюдение одновременно льстило и тревожило — похоже, его способности действительно представляли какую-то особую ценность.

Выйдя в коридор, он ощутил, как желудок сводит от голода — расход эфира требовал немедленного восполнения сил.

В столовой гудело от десятков голосов, лязга подносов и скрежета стульев по бетонному полу. Пространство, напоминающее заводскую столовку времён прошлого века, было разделено на секторы — даже здесь иерархия Академии проявлялась со всей очевидностью. В дальнем углу сидели «мажоры» — дети высокопоставленных чиновников и военных, с идеально отутюженной формой и холёными лицами. В центре — середнячки из благополучных семей. А ближе к раздаче — «отбросы», как их называли, подобранные из низов