Салага - Василиса Мельницкая

— Молодцы, — с ехидной улыбкой похвалил их Разумовский. — Только о взрывном устройстве я не знал. Я не пророк. Тут, скорее, интуиция сработала. Но все же по порядку…

— А где Леня? — перебила его я, очнувшись. — Леонид Алексеев. Он существует? Или тогда, на балу… Это вы пригласили меня на танец?

Улыбка не добавляла Разумовскому шарма. И без того некрасивые черты лица искажались, взгляд становился по-настоящему жутким. Полагаю, он почувствовал мою неприязнь, потому что вновь превратился в Леню.

— Нас не услышат, но в палату могут зайти медсестры или врачи, — сказал он. — Леонид Алексеев — вымышленный персонаж. Такой же, как Ярослав Михайлов. К слову, я терпеть не могу, когда меня перебивают.

— Прошу прощения, ваше сиятельство, — пробурчала я.

Странно, но, когда Разумовский вновь стал Леней, я почувствовала облегчение. Наверняка, он параллельно внушает нам спокойствие. Я чуть не взвыла от злости. Выставить блок хотелось так, что кожа зудела.

Кстати! Это Разумовский, притворяющийся Леней, или Леня, притворяющийся Разумовским⁈ Я точно сойду с ума.

— Итак, первое, — произнес Леня, он же князь Разумовский, или наоборот. — Я никогда ни на ком из вас не использовал проективную телепатию. То есть, внушение. Никакого воздействия не было: ни иллюзорного, ни эмоционального.

Я промолчала, памятуя, что перебивать его нельзя. Но Сава не сдержался.

— Мы должны в это поверить? Вот так, на слово? Человеку, который так успешно водил нас за нос?

— Курсант Бестужев, еще одно слово до того, как я разрешу задавать вопросы, и месяц дежурств на кухне ваш, — спокойно пообещал ему Разумовский.

Сава скрипнул зубами, но благоразумно промолчал.

— Я поставил вас в известность, — продолжил Разумовский. — Верить или нет, ваш выбор.

На языке вертелись вопросы. Много вопросов. Я чувствовала, что и Матвея распирает, как и нас с Савой. Однако приходилось играть по чужим правилам.

— Человек верит в то, во что хочет верить. Образ Леонида совершенно случаен, я хотел познакомиться с тобой, Яра, без шлейфа мифов и сплетен о личном эспере императора. Внешность Ярослава ты выбрала сама. В академию я пришел, чтобы лично наблюдать за тем, как ты проходишь испытания. Встреча с двойником — всего лишь шалость, впрочем, весьма полезная. Ты неплохо справилась со сложной ситуацией. А мне стало интересно, как далеко зайдут твои отношения с Леонидом. Когда же ты собралась в Москву, я решил, что это предлог для того, чтобы навестить мать. И не ошибся.

Матвей открыл рот — и закрыл его, вовремя спохватившись.

— Нет, я не устраивал нападения! — рявкнул Леня голосом Разумовского. — Ни одного! И ловушка в Исподе — не моя. Это все усложнило, и мне пришлось настаивать на том, чтобы ехать с вами. Но вы не можете упрекнуть меня в том, что я мешал вашим личным делам.

Я вспомнила, что общение с Александром Ивановичем так же оставляло впечатление, что он читает мысли. Может, у сильных эсперов это как бы… само собой получается? Мы слишком громко думаем?

— Для того, чтобы понимать, о чем вы думаете, необязательно читать ваши мысли, — как-то устало произнес Разумовский. — Достаточно внимательно наблюдать. С вами, курсант Бестужев, мы об этом вскоре на семинарах побеседуем. И с вами, курсант Михайлова. Кстати, курсант Шереметев, вам настоятельно рекомендую посетить факультатив. Для вашей специальности нет обязательных лекций, и курсанты считают, что им эти премудрости ни к чему. И сильно ошибаются. Если захотите, я и вас научу… мысли читать. Второе…

Он обвел нас внимательным взглядом. У меня все волосы на теле встали дыбом. Неужели… я сама внушаю себе страх? «Человек верит в то, во что хочет верить».

— Я полагал, что время для серьезного разговора еще не пришло. Однако у Романова сдали нервы, и его выходка значительно ускорила ваше… хм… — Разумовский кашлянул. — Расследование. Выводы Яры, и вовсе, заставили меня поторопиться. Да и Леонид вам больше не нужен. Третье. Я не буду брать с вас клятву о неразглашении. Близкое общение убедило меня в том, что на вас можно положиться. Болтать — не в ваших интересах. Свое исчезновение из академии я организую сам.

— Черт с ними, с дежурствами! — выпалил Сава. — Хоть два месяца! Ваше сиятельство, на чьей вы стороне?

— Вы меня удивляете, курсант Бестужев. Из вас троих самой нетерпеливой я считал Яру. Уговорили, два месяца.

— С вашего позволения, я присоединюсь к Саве, — произнес Матвей. — Мой дядя знал о том, что Леня — это вы?

— А что Яра? — наконец отмерла я, отчего-то говоря о себе в третьем лице. — Яра дара речи лишилась. Но у меня тоже есть вопрос. Вы — бастард императора?

На лице Разумовского не дрогнул ни мускул. Сава и Матвей уставились на меня так, будто у меня рога выросли. И хобот, заодно.

— На чьей я стороне… — Разумовский отвечал Саве, но смотрел на меня. — Что бы я не ответил, вы будете сомневаться в моих словах. Поэтому я повременю. Если считаете, что я ваш враг… — Он развел руками. — Вы ничем не связаны, действуйте. Я буду сильно разочарован, но лучше так, чем иметь дело с неразумными детьми.

— Это манипуляция, — буркнул Сава. — Вы играете на нашем самолюбии, ваше сиятельство.

— Вот поэтому я разговариваю с вами, а не приказываю, курсант Бестужев. — Разумовский, наконец, взглянул на него. — Вы ловите на лету. Вы способны анализировать и делать правильные выводы. Хотя тем, как быстро вы стали доверять Леониду, я недоволен.

Он вновь перевел взгляд на меня.

— Надеюсь, вы получили хороший урок. И впредь будете осторожнее. Это вас всех касается.

— Да уж… — пробормотала я.

После такого, пожалуй, и параноиком стать недолго.

— Александра Ивановича я не ставил в известность, — продолжил Разумовский, обращаясь к Матвею. — Мы с ним об этом не разговаривали. Полагаю, о своих догадках, если они есть, он расскажет сам. Яра, на твой вопрос я отвечу позже.

Вот почему он ко мне на «ты» обращается, а к ребятам — на «вы»? Потому что они аристократы, а я — все еще дочь врага?

— Почему никто не спрашивает, зачем я вам открылся? — поинтересовался Разумовский.

— Еще один месяц штрафных дежурств заработать не хочется, — съязвил Сава.

— Нет, Савелий.