Полюс Доброты - Мила Бачурова

— Ты ненормальная? — с надеждой спросила Эри. После того, как до нее дошел смысл сказанного. — Ты ведь сама лезла к Серому! Я видела, как он тебя обнимал — а ты даже не думала сопротивляться!

— Глупышка, — презрительно бросила Ада. — Мне просто нужно было вывести его из дома, чтобы Виссарион подмешал кристаллы в питье. Мой грех — то, что позволила мужчине прикоснуться к себе, не пройдя обряд — простится. Жаль, что мы не убили вас еще там, на берегу! Мы хотели поступить по-доброте и всего лишь забрать твои лыжи, потому что этот растяпа, — Ада кивнула на Виссариона, — сломал свои. Мы рассказали бы о вас другим Посланникам, и уж они бы позаботились о том, чтобы вы не ушли далеко. Но судьба распорядилась иначе. Ты провалилась, Виссарион бросился к тебе — он разглядел твою светлую кожу и решил, что мы ошиблись, на самом деле вы из наших. А когда прибежали эти, — пинок, — было поздно, в драке мы бы с ними не справились. Но я сумела их одолеть. — Ада гордо выпрямилась. — Меня вела Мать Доброты, не зря одарила кристаллами! Мать Доброты милостива к нам, но беспощадна к нашим врагам. Она не допустит их появления на нашей земле.

— Да никакие мы не враги, — вскинулась Эри. Прочий бред решила пока не оспаривать. — Не враги, пойми наконец!

— О, да! Благодетели. — Ада прищурилась. — Ты, наверное, смогла бы обмануть Виссариона — он еще маленький и глупый, — но не меня. Я-то вижу вас насквозь — и твою лживую душонку, и мерзкие мысли твоих самцов. Если скажешь, что они не желали моего тела, я рассмеюсь тебе в лицо.

— Это... какой-то бред, — отчаянно проговорила Эри.

— Бред — выслушивать твои оправдания, — отрезала Ада. И толкнула Виссариона в плечо. — Ну? Чего ты ждешь? Пока она бросится на нас?

И в этот момент в голове у Эри что-то щелкнуло.

Глядя в обалдевшие глаза Виссариона — он ведь и правда совсем еще глупый, даром, что с ружьем обращаться научился, — она вдруг поняла, что сейчас ее пристрелят просто для того, чтобы угодить Аде. Как бункерные малыши соглашались мыть пробирки из-под реактивов и чистить клетки подопытных животных — не потому, что считали нужным это делать, а для того, чтобы не ворчала Любовь Леонидовна. И это понимание стало последней каплей. Эри поняла, что ее накрывает ярость.

Чувство было незнакомым и сильным. Злость на глупого Виссариона и чокнутую Аду навалилась вдруг так, что потемнело в глазах. Из-за нелепых страхов этих двоих Серый и Мрак лежат сейчас на полу. А если бы Эри не разозлилась на Аду, лежала бы рядом.

Эри не понимала, что она делает и не понимала, как она это делает — но увидела, что ружье на плече у Виссариона отчего-то подпрыгнуло. Потом, вспоминая, что произошло, сообразила, что парень вздрогнул от ударившей по эмоциям чужой злости. А Эри уклонилась машинально, как привыкла уворачиваться от швыряемых Серым и Мраком снежков.

Бухнул выстрел. Пуля ушла в стену над головой Эри. Ада завизжала. А Эри шагнула к Виссариону и вырвала у него из рук ружье.

Размахнулась и ударила парня прикладом — по щеке, изо всех сил. Из разбитой скулы брызнула кровь. Виссарион взвыл, Ада бросилась на Эри. Точнее, попыталась броситься — Эри догадалась, что сейчас произойдет, и развернулась в сторону девушки. Огрела прикладом так же, как Виссариона — по лицу, наотмашь. Но испугалась Ада, кажется, не столько удара, сколько бешенства Эри. Она была готова забить ее и Виссариона насмерть, и, должно быть, эта решимость хлестала сильнее приклада.

— Бежим! — схватившись за лицо, крикнула Ада Виссариону.

Распахнула дверь и выскочила на улицу. Виссарион — следом. Догнать Аду Эри не успела, а Виссариона вытянула ружьем по спине. Босиком, без обуви, поскользнулась в коридоре на пороге и упала.

Когда поднялась и выбежала на крыльцо, увидела, что Аду и Виссариона уже не догнать — их фигуры темнели в конце тропинки.

— Не смейте возвращаться! — проорала в темноту Эри. — Если вернетесь, я вас убью! Клянусь, убью!

Она стояла на крыльце до тех пор, пока Ада с Виссарионом не скрылись из глаз. Пока не перестала слышать отголоски эмоций — ужаса, смешанного с изумлением. Такого они от Эри не ждали. Неудивительно, она и сама такого не ждала. Не понимала пока, что с ней было, и не испытывала желания разбираться. Хотела лишь убедиться, что враги ушли. Что они будут делать ночью на берегу замерзшей реки, без верхней одежды, Эри было плевать.

Когда осталась на крыльце одна, окруженная наступившей тишиной, почувствовала только, что ярость уходит, а у нее замерзли ноги. Охнула, вспомнив о Сером и Мраке. И бросилась обратно в дом.

Серый

Никогда раньше его так не колбасило. Серый, впрочем, отравления вообще переносил тяжело, обычное-то похмелье плохо держал — не то что Мрак, который, сколько ни пей, вечером как огурчик.

Сегодняшнее состояние было похоже на похмелье примерно так же, как похож хлопок шутихи на пороховой взрыв. Сколько раз Серого рвало — со счета сбился. Внутри все горело, перед глазами плыло, и звуки путались — то приближались, то отдалялись. Было настолько хреново, что даже не возникало желания разобраться, что с ним происходит. Серый ненадолго очухивался, жадно делал из поднесенной кем-то кружки несколько глотков — а через минуту выблевывал все, что проглотил, и снова впадал в забытье.

Со временем — сколько прошло, черт его знает — периоды очухивания начали удлиняться. А в последний из них Серый даже различил, что голосов два. Один принадлежал Мраку, во втором, девчачьем, опознал бункерную. Постепенно врубился, что речь у Мрака с бункерной идет о нем.

— Да хорош реветь, — бухтел Мрак. — Оклемается Серый, никуда не денется.

— Вторые сутки пошли, — всхлипнула бункерная. — Ты-то уже давно... А ему все хуже.

— У меня нутро крепче,