Техника игры в блинчики - И. А. Намор

назад гитлеровцы использовали ограниченно вменяемого, практически слепого каменщика Маринуса ван дер Люббе, пытавшегося поджечь Рейхстаг, чтобы «завернуть гайки», а спустя год втихомолку отрубили ему голову на пустыре…

…А девятнадцать лет назад ту же роль сыграла для большевиков эсерка Фанни Каплан. Полуслепая… полубезумная…

«Ну, надо же…»

Очередная, на этот раз еще не прикуренная, сигарета смялась в руке Степана. Табачные крошки просыпались на стол, прилипли к ладони, но Матвеев не обращал внимания на досадные мелочи.

Он судорожно пытался вычислить ту самую «ключевую» точку, воздействие на которую способно поднять на дыбы «советского медведя». И не находил. Все предположения при ближайшем рассмотрении оказывались более или менее безумными.

«Покушение на кого-то из командиров Экспедиционного корпуса? Не вызовет достаточного резонанса. Реакцию в СССР можно в расчет не брать – для Европы оправдание слабое, а легитимизировать „закручивание гаек“ товарищам придется».

Матвеев снова потянулся за сигаретой, попутно чуть не опрокинув пустую чашку, и, словно опомнившись, попросил официанта принести еще кофе…

«Да-да – целый кофейник и бисквит. Самый сладкий, что у вас есть. Или как он здесь называется?»

«Нет. А что, если основной целью должен стать так называемый collateral damage[44] – внешне совершенно нелогичные жертвы, случайные некомбатанты, не вовремя оказавшиеся на линии огня террористов? Но тогда это должны быть фигуры соответствующего масштаба – политики, деятели культуры, какие-нибудь представители Красного Креста или еще каких гуманитарных организаций».

Машинально отщипывая кусочки от не слишком свежего и уже изрядно подсохшего бисквита, Матвеев макал их в чашку и методично закидывал в рот, не замечая, что уже несколько капель кофе сорвались вниз, к счастью попав не на брюки или пиджак, а на салфетку, так и оставшуюся лежать у него на коленях.

«Самое страшное, что предотвратить подобный теракт мы не в силах. Ибо не обладаем достаточной информацией, да и сил у нас не так много. Но просчитать возможный вариант развития событий обязаны».

Да, мысль выглядела интересной и многообещающей, и сэру Энтони она должна понравиться…

4. Конспиративная квартира НКВД СССР в Мадриде, Испания, 13 января 1937 год, поздний вечер

В просторной комнате, судя по всему, служившей прежним хозяевам гостиной, за круглым обеденным столом сидят трое мужчин. Один из них, полноватый с несколько обрюзгшим лицом и глубокими залысинами над высоким морщинистым лбом, уже не молод. Год назад ему исполнилось сорок, и он вполне чувствует свой возраст. Двое других находятся в самом расцвете сил. Высокому блондину с очень простой славянской внешностью лет двадцать пять, хотя, возможно, и чуть больше. Худощавому брюнету с узким жестким лицом, скорее всего, около тридцати. Они – коллеги, и даже самый молодой из них знает других не один год, но здесь, в Испании, называют друг друга вымышленными именами. Они не понаслышке знают, что такое дисциплина и прекрасно понимают, чем может для них закончиться любое «баловство».

– Что с делом товарища Марти? – спрашивает, распахивая окно, старший.

В комнате накурено, и чаю за время «рабочего совещания» выпито немерено, но не все вопросы еще решены и не все дела переделаны.

– Тут такое дело, Николай Карлович, – блондин бросает взгляд на потухшую трубку, зажатую в крепкой рабочей руке, и со вздохом откладывает в сторону. – Есть слух, что товарища Марти убили люди Интеллигента. Группа хорошо законспирирована и, опять же по слухам, сформирована лично сукой Фишер[45]. Ищем, но результата пока нет.

– Нет, – кивает Николай Карлович. – Слухи… А кроме слухов? Плохо ищем, Петя! Очень плохо!

– Ищем хорошо, – возражает блондин, без робости встречая волну начальственного гнева. – Но у них там, Николай Карлович, тоже не сопляки собрались. Кое-что умеют не хуже нас и в наших же «университетах» учились. Так что упрек не принимаю. Ищем, а то, что не нашли пока, так было бы легко, зачем бы мы нужны были? Зато мы вычислили их информатора в штабе интербригад.

– Кто это «мы»? – сразу же оживляется брюнет. – Мы – мы, или еще кто, со стороны?

– Товарищи из военной контрразведки… – объясняет Петя, удивленный «энергией» вопроса.

– Кто именно? – давит брюнет.

Его интерес настолько очевиден, что Николай Карлович поднимает бровь. Делает он это красиво, можно сказать, аристократично, но участникам разговора сейчас не до эстетических изысков.

– Луков и Готтлиб, – блондин и сам, видимо, недоумевает: что же могло так зацепить брюнета в этом пусть важном, но все же рядовом деле?

– Взяли? – подается вперед брюнет.

– Информатора-то? – нарочито тянет нервы Петя.

– Нет, семафор! – обрезает брюнет, глаза его становятся прозрачными и холодными, как тонкий речной лед, и такими же как этот неверный лед – опасными.

– Не взяли, – сдает назад Петя. – Ждут приказа от…

– Вот что, Петя, – неожиданно встает из-за стола брюнет, – беги-ка ты скоренько в штаб, и скажи, что имеется строгий приказ Никольского «остановить любые действия». Любые! – кладет он раскрытую ладонь на столешницу, не разрывая, впрочем, зрительного контакта с Петей. – Все заморозить, засекретить под ноль и передать лично мне. Письменный приказ я привезу утром. Не обижайся! – добавляет он спустя мгновение. – Но идти надо сейчас. Нам этот информатор – живой и невредимый! – так нужен, что и сказать тебе не могу. Иди, а?!

Блондин бросает удивленный взгляд сначала на брюнета, потом на Николая Карловича, едва заметно кивнувшего, пожимает плечами и выходит из комнаты.

– Ну и что ты задумал? – спрашивает Николай Карлович, когда за Петей поочередно закрываются две тяжелые двери.

– Новый командующий собирается посетить фронт у Саламанки… – брюнет наклоняется вперед и смотрит пожилому в глаза.

– Рискуешь, Федя, – качает головой Николай Карлович. – Если с командармом, не приведи господь, что случится…

– Прикроем, – брюнет по-прежнему смотрит собеседнику в глаза. – Ты это видел?

Он медленно, словно смакуя, извлекает из кармана пиджака и кладет перед Николаем Карловичем сложенный вчетверо лист бумаги.

– Ну, и что я должен был видеть? – Николай Карлович разворачивает бумагу, читает, снова складывает и кладет перед собой, прихлопнув тяжелой ладонью. – Н-да… замысловато и крайне рискованно, но если получится… Интеллигент… – качает он головой. – Да, тут по гроб жизни не отмоешься… Но риск, риск…

– Кто не рискует, тот не спит с королевой! – улыбается брюнет и, получив свою бумагу обратно, прячет ее в карман. – И пусть не говорят, что одним выстрелом двух зайцев не бьют. Еще как бьют! Только умеючи.

5. Кайзерина Альбедиль-Николова, Эль-Эспинар, Испания, 13 января 1937 года, полдень

С утра было солнечно, но к обеду нагнало ветром туч, а там и заморосило вдруг, обещая лить долго и уныло. И сразу же заныло плечо…

«Н-да, баронесса, не носить вам больше открытых