Я – Товарищ Сталин 5 - Андрей Цуцаев

протиснулся через них, задев локтем чей-то бокал, и выскользнул через заднюю дверь в узкий двор, заваленный пустыми ящиками. Он замер, прислушиваясь. Шагов не было. Он оторвался от преследователя — пока.

Но чувство угрозы не отпускало. Джеймс решил удвоить осторожность, меняя маршрут через Сохо. Он свернул на Уордор-стрит, где фонари отбрасывали свет на асфальт, а толпа редела, уступая место одиночным прохожим, спешащим домой. Остановившись у витрины книжного магазина, он притворился, что разглядывает обложки, но проверил отражение — пусто. Но он знал, что это не конец. Он прошёл ещё несколько переулков, петляя между пабами и лавками, где свет окон создавал островки в темноте. Каждый звук — скрип колеса тележки, шорох шагов, гудок такси — заставлял его сердце биться быстрее. Его рука сжимала маленький нож в кармане пальто — старая привычка, не раз спасавшая его в прошлом.

Джеймс направился к рынку на Бервик-стрит, чтобы убедиться, что слежки нет. Толпа здесь была плотной, торговцы сворачивали лотки, а покупатели спешили домой с корзинами. Он остановился у газетного киоска, притворяясь, что читает заголовки, и проверил отражения в витринах. Мужчины в кепке не было. Он свернул на Олд-Комптон-стрит, где джаз и смех из пабов создавали шумный фон. У входа в подвал с живой музыкой он огляделся — никого. Но его мысли всё ещё были заняты преследователем. Он решил ещё раз проверить, не следят ли за ним, и свернул на Ковент-Гарден.

Площадь гудела: уличные артисты жонглировали, торговцы спорили с покупателями, такси сигналили, пробираясь через толпу. Джеймс смешался с ней, двигаясь медленно, чтобы заметить любое подозрительное движение. Он остановился у лотка с газетами, притворяясь, что выбирает выпуск, и проверил отражения в окне кафе. Никого. Он прошёл через площадь, петляя между группами людей, и свернул в переулок, ведущий к Стрэнду. Там он остановился у витрины, наблюдая за улицей. Мужчина в кепке не появился, но Джеймс знал, что расслабляться рано. Его разум перебирал детали: шрам над бровью, поношенный пиджак, уверенные шаги. Этот человек был не случайным прохожим, и его присутствие означало, что кто-то — MI6, Советы или кто-то ещё — подобрался слишком близко.

Вернувшись домой, двухэтажный дом из красного кирпича встретил его тишиной, только тикали часы в гостиной. Элизабет, его жена, была в кухне, её руки были покрыты мукой — она пекла хлеб. Её каштановые волосы были заплетены в косу, карие глаза светились теплом, когда она улыбнулась.

— Снова задержался, Джеймс, — сказала она мягко, но с ноткой беспокойства. — Министерство утопило тебя в бумагах?

Он заставил себя улыбнуться, целуя её в лоб.

— Просто длинный день, любовь моя, — ответил он.

Поздно вечером, когда Элизабет и Томас легли спать, Джеймс поднялся на чердак. В тайнике он хранил радиопередатчик — компактный, с чёрным корпусом, чьи лампы слабо светились в темноте. Он надел наушники, настроил частоту и начал передавать зашифрованное сообщение о Хайле Селассие и блокаде в Красном море. Его пальцы быстро стучали по ключу, отправляя сигнал в эфир. Передача заняла несколько минут, после чего он выключил передатчик, спрятал его обратно и вернулся в спальню, где Элизабет спала, не подозревая о его тайнах. Но образ мужчины в кепке не давал покоя. Джеймс лёг в постель, но сон не шёл. Он перебирал детали: шрам над бровью, поношенный пиджак, уверенные шаги. Этот человек был профессионалом, и его присутствие означало, что кто-то подобрался слишком близко.

Он лежал в темноте, слушая ровное дыхание Элизабет, и его мысли возвращались к мужчине в кепке. Что, если он вернётся завтра? Что, если это только начало? Он вспомнил, как однажды в прошлом, в другой стране, он едва избежал провала, заметив слежку в последний момент. Он решил, что завтра ещё больше усложнит маршрут, добавив новые повороты и остановки, чтобы убедиться, что слежка прекратилась. Но в глубине души он понимал: тот, кто начал эту игру, не отступит так просто.

* * *

5 мая 1936 года Токио задыхался от жары, какую не ждали весной. Солнце висело в небе, словно раскалённая медная тарелка, и жгло всё: асфальт, стены домов, даже воздух, дрожавший, будто мираж над пустыней. Улицы Гиндзы, обычно гудящие толпами, притихли — люди прятались под навесами лавок, лениво обмахиваясь бамбуковыми веерами. Торговцы, потные и раздражённые, поливали тротуары водой, но асфальт тут же высыхал, шипя под солнцем. Вместо аромата цветов город пропах нагретым деревом, уличной пылью и жареными каштанами, которые шкворчали на жаровнях у перекрёстков. Вдалеке, над крышами, виднелись кроны парка Уэно, пожухлые от зноя.

Кэндзи Ямада выбрался из здания «Асахи Симбун» около шести вечера, чувствуя, как пот пропитал воротник рубашки. Пиджак болтался на руке, шляпа съехала на затылок, очки запотели от духоты. В портфеле лежали наброски статей — о забастовке текстильщиков в Осака и новом мосте через реку Сумида, — но голова была забита другим. Пятнадцать дней назад в ресторане «Синий лотос» Сато Харуки, агент Кэмпэйтай, велел написать статью о расколе в армии. Кэндзи так и не справился. Главный редактор отмахнулся от черновика:

— Ты что, Ямада, нас всех под монастырь подвести хочешь?

Кэндзи не спорил. Без фактов лезть в дела военных — чистое безумие. Но Сато ждал, и его терпение могло лопнуть.

Он шёл по улице. Пот тёк по вискам, рубашка липла к спине. У ларька, где старуха в застиранном платке торговала ячменным чаем, Кэндзи остановился. Стакан, холодный и скользкий, немного остудил горло, но тревога сидела внутри, как заноза. Три дня назад из Москвы пришла шифровка: «Втереться в доверие. Выяснить планы Сато». Задача ясная, но выполнить её — всё равно что сунуть руку в осиное гнездо. Сато не был простаком, которого можно обвести вокруг пальца. Его глаза, холодные и цепкие, видели насквозь, а слова всегда таили подвох.

Кэндзи свернул в узкий переулок, где тени от домов давали слабую передышку. Пахло сушёной рыбой и подгоревшим рисом из забегаловки. Из открытых окон доносилось радио — диктор бубнил о торговле с Маньчжурией, перемежая новости рекламой зубного порошка. Кэндзи ускорил шаг, но остановился как вкопанный. У конца переулка, под старым каштаном с пожелтевшими листьями, стоял чёрный автомобиль. Его лак блестел, а у открытой двери, облокотившись на капот, курил Сато Харуки. Пиджак расстёгнут, шляпа брошена на сиденье, сигарета тлела в пальцах.

— Ямада-сан, — сказал Сато, выпуская дым. — Пятнадцать дней. Я тебе неделю давал.

Кэндзи сжал ручку портфеля, пальцы напряглись. Сердце заколотилось, но он встретил