Концессионер - Дмитрий Шимохин

Я тихо отворил дверь в наш номер. В комнате было темно, лишь в углу, на столике у кресла, оплывал одинокий огарок свечи.

Ольга не спала.

Она сидела, закутавшись в шаль, и при моем появлении вскочила так резко, что стул за ней едва не упал. Лицо у нее было бледным, как бумага, глаза — огромными, темными и полными ужаса.

— Влад! Слава богу!

Она бросилась ко мне, вцепившись в мой сюртук.

— Что это было⁈ Куда тебя уводили⁈ Я видела, как он… этот Липранди… Я думала…

Я крепко обнял ее, чувствуя, как она дрожит всем телом. Прижал к себе, вдыхая запах ее волос. Медовый месяц, если это можно было так назвать, окончен.

— Тише, Оленька. Все хорошо, — сказал я, отстраняя ее и заглядывая глаза. — Все решилось.

Мой голос прозвучал тверже, чем я ожидал. Человек, вошедший в эту дверь, был уже не совсем тем, кто из нее выходил.

— Моим сибирским проектам… — я намеренно сделал ударение на этом слове, — дана высшая поддержка. Скоро я закончу тут все дела. И надо будет уезжать.

На ее лице отразилось облегчение. Не арестовали, не сослали — это было главным.

— Хорошо. Я… я соберу вещи. Я готова.

— Мы, конечно, уже обсуждали это, но… Но я должен спросить еще раз, — сказал я, стараясь вглядеться ей в глаза. — Ты уверена, что хочешь ехать со мной? Это не Петербург. Возможно, ты согласилась ехать в Сибирь, не подумав, будучи во власти эмоций. Я не хочу от тебя жертв. Путешествие в Сибирь — это будет тяжело, возможно, даже опасно. Ты все еще можешь остаться…

Прекрасные черты лица Ольги вдруг исказились. В ее глазах не было ни тени сомнения, только твердая, взрослая решимость.

— Влад, я твоя жена. Мое место — рядом с тобой. Будь то Сибирь или любое другое место, куда приведет тебя твой путь. Я поеду. Я готова. Я твоя, твоя целиком.

По щекам ее текли слезы.

— Дорогой мой, любимый. Я не смогу больше выносить разлуку с тобой. Пожалуйста, не оставляй меня! Я поеду куда угодно, лишь бы с тобой.

Я с облегчением выдохнул, но она не отпустила мой взгляд.

— Но я знаю, что Сибирь — это не конец, — тихо добавила она.

Я замер.

— Ты думал, я не понимаю? — она горько усмехнулась.

Я смотрел на свою хрупкую жену и не мог вымолвить ни слова.

— Ты возьмешь меня с собой? — ее голос прозвучал неожиданно твердо. — В Сибирь я поеду — это мой долг. Но сейчас я прошу тебя о милости. Ты возьмешь меня дальше?

Я смотрел на ее тонкие пальцы, сжимавшие мою руку, и не знал, что ей ответить. Любой ответ — «да» или «нет» — имел для нас обоих чудовищные последствия… Вести ее с собой на войну, в дикие горы, кишащие врагами, было чистым безумием.

Тяжело вздохнув, я произнес:

— Мы поедем в Сибирь, в Иркутск. Я куплю там лучший дом. И ты будешь ждать меня там.

Горькая складка легла у ее рта.

— Как скажешь, дорогой, — покорно произнесла она.

Я видел, что она разочарована, но она поняла, что это — предел моих уступок.

С утра только проснувшись я сразу направился по делам. Великий князь дал мне карт-бланш. И я должен этим воспользоваться.

Выйдя на Невский, я хотел было прогуляться пешком, но изменчивая погода Петербурга подкинула сюрприз: внезапно с Финского залива налетел сильный шквалистый дождь. Я нанял извозчика. Здание Азиатского департамента на набережные Мойки встретило меня суровой, недремлющей тишиной. Здесь не было показной роскоши Мраморного дворца, но от самого камня веяло властью. Часовой у входа, мельком взглянув на мои бумаги, козырнул. Внутри, как только я представился. Молодой адъютант сразу провел меня мимо приемных, где томились купцы и какие-то бухарские посланники, по гулким коридорам, в святая святых — кабинет начальника Департамента.

Игнатьев не сидел. Он, заложив руки за спину, стоял перед огромной, во всю стену, картой Азии. На столе, заваленном папками, дымился чай. Увидев меня, он не стал тратить время на приветствия, а лишь кивнул на карту.

— Я уже начал, Тарановский! — Его голос гулко отдавался в высоком кабинете. — Уже взялся за просмотр кандидатов. Тут нужны не исполнители, «чего изволите», а люди решительные. Чтобы драли врага, как волки в овчарне! Вот таких и ищу. Воевать умели, военное дело знали, порох нюхали. Думаю, тридцать-сорок отчаянных голов я вам отберу!

— Тридцать — это хорошо, — согласился я. — Сорок — еще лучше. Только знаете, Николай Павлович, кроме офицеров недурно было бы набрать еще и толковых унтеров. Будет много дел по обучению азиатских туземцев военной науке — тут без фельдфебелей и унтеров нам не обойтись. А в будущие наши «ракетные» расчеты — еще и рядовых, привычных к обращению с ракетными станками Константинова.

Выслушав, Игнатьев кивнул.

— Добро, дам указание!

— Вот еще о чем я хотел поговорить, граф… Мне уже надо ехать, ждать их здесь я не могу. Других дел хватает. К тому же я путешествую с супругой: ей в военном обозе было бы неудобно. Давайте поступим так, как только первые офицеры — хотя бы дюжина человек — будут готовы, пусть сразу отправляться в Москву. Я там с ними встречусь и проинструктирую.

Игнатьев на мгновение остановился, обдумывая.

— Верно. Сразу ехать. Чего им тут в Петербурге ждать? — Он повернулся к адъютанту, что неслышно вошел за мной. — Семен Карлович. Вы слышали. Подготовьте прогонные документы и суточные по высшему разряду. Оформить как «инженерную экспедицию» Азиатского департамента для изучения монгольского тракта. Выполнять.

Адъютант молча козырнул и вышел. Игнатьев снова повернулся ко мне.

— Теперь — арсенал, — перешел я к главному. — Как наши дела по выкупу арсенала, доставшегося от польских инсургентов?

Граф достал из стола документы.

— Владислав Антонович, не беспокойтесь. Вопрос решается. К выкупу нам разрешено шесть тысяч триста семнадцать стволов производства английских, бельгийских и богемских заводов, не имеющих никакого касательства к России. С ценою военное ведомство определилось: она самая щадящая, по четыре с полтиной на экземпляр. Первая партия в тысячу стволов готова к отправке.

— Чудесно! Ее нужно будет, в приоритетном порядке, переправить в Иркутск.

Игнатьев кивнул.

— Пустим по железной дороге, а там караваном до Иркутска. Оформим