«Персефона». Дорога в ад 2 - Кристиан Бэд

— Господин капитан, — доложил связист. — Попытка незнакомого контакта. Пользуются старыми имперскими кодами.

— Давай, — кивнул кэп.

И тут же с маленького пульта на балкончике раздалось приглушённое — связист решил выводить канал максимально узко:

— Капитан Пайел, что вы творите! Немедленно отзовите брандеры! Вы свернёте пространство и погибнете вместе с ними! Вы Землю заденете, в конце концов! Вы — сумасшедший? Отзовите брандеры!

— Ты кто такой? — спросил капитан. И махнул связисту, чтобы усилил звук.

— Я кто такой? Да знал бы я, что ты за отморозок, я бы головой твоей в футбол поиграл! Останови их, слышишь? Ты, урод недоделанный! — говоривший сразу растерял весь свой лоск и начал орать.

— А-а… — вспомнил капитан. — Заместитель министра, Хайлик Абрамович?

Дьюп, то есть командующий объединёнными войсками Юга Колин Макловски, рассказывал капитану Пайелу про похищение его головы. И про заместителя военного министра по внешней политике южных территорий Империи Хайлика Долгина, которого пришлось переиграть на имперском Готто.

Связист сумел вывести изображение, и кэп кивнул сам себе — это и в самом деле был Хайлик Абрамович Долгин.

Потный, всклоченный, в чёрной парадной форме с положенными знаками различия — семь сбегающих с плеча звёзд. Второй человек в Армаде после министра.

— Ты, хаттский выродок! — разорялся Долгин. — Останови их немедленно! Тебя, предателя, вырастили хатты из твоей обгорелой башки! Ты не человек, ты — тварь! Тварь! Проклятый мутант!

Его и без того задранные брови встали мостиками над бешеными, налитыми кровью глазами.

Млич фыркнул.

— Господин военный министр, лучше сдавайтесь! — негромко сказал капитан.

Он заметил, что все четыре брандера исчезли наконец из-под брюха «Персефоны». Видимо, ушли в прокол, несмотря на дестабилизированные реакторы.

Ну, Бо… Вот кто тут рискует, так это он.

— Ты спятил? Ты — больной, ущербный выродок! — продолжал истерически орать Долгин.

— Это бессмысленно, Долгин, — улыбнулся капитан. — Это мне в детстве надо было говорить, что я — больной и ущербный. Сейчас это уже не работает. Сдавайтесь. У вас осталось сто восемнадцать секунд.

Глава 58

«Персефона». Антивещество

Четыре эгидрофа и восемь крейсеров Севера Империи всё ещё дрейфовали в опасной близости друг от друга, изображая одну большую мишень. Но на толстых шкурах вражеских кораблей, скупо пронумерованных навигационной машиной «Персефоны», уже различимы были пятна разогревающихся реакторов антивещества.

Именно антивещество даёт в бою и на рейде самую быструю энергоотдачу. Бежать, стрелять — развлечение не для медленных ядерных и опасных при перегреве плазменных реакторов.

Один, а особенно два реактора антивещества, когда турели и двигатели запитаны изолировано — дают возможность резкого набора скорости и быстрого сброса энергии для стрельбы.

Антивещество — один из самых сильных и опасных козырей в бою.

Реакторы — да. В крайних случаях мины… Но уже брандеры — слишком опасно. Можно не рассчитать геометрию выброса, и тогда достанется и своим, и чужим. По крайней мере, так учат в имперских военных академиях.

Капитан Пайел учился на поле боя и считал антивещество вполне допустимым и безопасным. Достоверно хуже было бактериологическое оружие, вроде борусов, или стрельба по гнёздам парабов, сметающих потом в ярости всё на своём пути.

А ведь было ещё неведомое оружие, выворачивающее пространство, применённое где-то в районе Меркурия…

Он нашёл глазами союзников — «Лазар» и «Мирный». Оба крейсера держались на дистанции достаточной, чтобы успеть сбежать.

Потом глянул на «Росстань», ставшую похожей на маленькое солнце, ощупывающее лучами пространство. (Что за излучение они используют для связи?)

На «Кольцо Соломона», ловко замаскировавшееся среди пыли и космического мусора. (Если бы навигационная машина не захватила «Кольцо» до маскировки, найти его сейчас было бы очень непросто.)

Напоследок капитан скосил глаза на обе хаттских «иглы», окружённых шлюпками группы Дерена.

«Иглы», пожалуй, можно было уже вычёркивать из предстоящей схватки. Часть сил они на себя ещё отвлекали, но жить им оставалось пару минут.

Примерно до того момента, когда навигационные машины североимперских крейсеров определят, что их атакует не рой брандеров, а звено шлюпок с живыми пилотами, не годящимися для массового самоубийства.

— Рос? — быстро спросил капитан.

— На развороте поймут, — прокомментировал пилот, командовавший боем с рапорта. Все шлюпки были выведены у него отдельными окнами.

— А если попробовать развернуть шлюпки максимально синхронно, через автопилот, например? — предложил Млич.

— Синхронный поворот парни готовы выполнить хоть сейчас, — пожал плечами Рос. — Но любой навигатор секунд через сорок выдаст вердикт: «манёвр не алгоритмизирован». Даже автопилоты на шлюпках каждый настраивает под себя.

— Не выйдет, — согласился кэп. — Будь это гражданские имперские суда — я бы ещё поверил, что наш блеф сработает до конца. Но не с военными.

Ситуация была сложной, и капитан послал сообщение связистам.

Он хотел знать, что там с гамбарскими хаттами, которые должны были присоединиться к рейду на орбите Меркурия.

Ответа не получил, запрос переслали «Росстани».

— Как думаешь, сдастся Долгин? — поинтересовался Млич, без нерва рассматривая корабли северян, на которых накатывались шлюпки.

Секунды бежали. И хладнокровие главного навигатора стало удивительно благородным и рафинированным. В такие минуты он становился похож на Локьё.

Спокойное любопытство — вот что было на лице Млича. Ни голос, ни руки его не дрожали, лоб был сух, глаза не блестели лихорадочно, как это бывало даже у комкрыла, генерала Абэлиса.

Мличу с таким лицом хорошо было бы играть в покер, но он играл только в шахматы.

Капитан нахмурился:

— Что бы Долгин ни выбрал, для нас это будет одинаково плохо. Если он выберет смерть, наш блеф раскроется через минуту, если сдастся — через минуту сорок секунд.

Вот кэп игроком не был. Угрожая, он не блефовал, а был реально из тех, немногих, способных свернуть пространство вместе с врагами и собственным крейсером.

Если бы у «Персефоны» действительно было шестнадцать брандеров, а не четыре, капитан вообще не стал бы требовать от Долгина сдаться. Зачем?

Принять капитуляцию восьми имперских тяжёлых крейсеров и четырёх эгидрофов даже пятью кораблями (считая союзников) — практически невозможно.

Один-два они бы ещё как-нибудь потянули, учитывая оставшийся на «Персефоне» десант. Но восемь? Какими силами их арестовывать? Они же просто разбегутся, когда боевые действия будут свёрнуты.

Вокруг космос. А это — три только пространственных измерения, векторы бешеных скоростей, искривление этих векторов массой Меркурия, зона Метью, тенью скользящая по его орбите, и прочие прелести реального и изменённого пространства.

Как только брандеры проскочат мимо вражеских кораблей — понадобится время на разворот. И это не секунды, а минуты. А восемь тяжёлых крейсеров — не стадо зому, чтобы стоять и ждать, уже понимая: брандеры — обман.

Неясно было только, какое