Двадцать два несчастья. Том 3 - Данияр Саматович Сугралинов

Когда мы начали есть, девушка налетела на суп, как голодный волчонок.

— О, вижу, ты капитально проголодалась, — улыбнулся я.

— Угу, — кивнула она, жадно поглощая еду. — Со вчерашнего вечера ничего не ела.

— А как ты в Казань из Москвы попала?

— Меня знакомый на машине привез.

— Обалдеть, — протянул я, вспомнив свои покатушки в Москву и обратно. — И как ты провернула все это?

— Да друг мой один. Ярослав. Он там, в Москве, учится. В универе, на архитектора. Я ему, короче, такая позвонила, сказала, что мне срочно надо в Казань смотаться. Вот он меня и привез. У него тачка крутая, так что ничего. Нормально доехали. И быстро.

— А тебя как отпустили?

— Да никак не отпустили. Я через окно вылезла! — прыснула она от смеха. — Видел бы ты, как я по балкону лезла. Жаль, не застримила. Палевно.

— Так они же тебя сейчас ищут!

— Не ищут, расслабься. Они, бывает, целый день ко мне не заходят, когда я говорю, что у меня депрессия, просьба не трогать. Они передают мне лекарства и еду, ставят в тамбуре. Я оттуда беру или не беру. А видеонаблюдения там нет. Фарид проверил, — усмехнулась она и горько добавила: — И больница эта капец странная. Больше на рехаб похожа. И охрана кругом. Еле свалила оттуда.

— Что ж, будем надеяться, что тебя здесь не найдут.

— Не найдут, — засмеялась Лейла и подняла на меня свои прекрасные глаза.

Она смотрела на меня с таким восторгом, что я поежился, меня словно током пробило по позвоночнику. Но не подал виду.

— Сергей, спасибо тебе, — с придыханием сказала она, а глаза ее заискрились от переполняющих чувств и невыплаканных слез. — Ты меня спас. Если бы не ты, я бы уже умерла!

— Пожалуйста, — ответил я. — На здоровье, Лейла. Но только ты зря побеги эти совершаешь: то стримы, то еще что-то. Понимаешь, с твоей травмой нужно лежать и выполнять все распоряжения врачей, а не гонять между Москвой и Казанью. Потому что все может в любой момент ухудшиться.

— Да я быстро. Туда и обратно. К утру вернусь.

— Ты что, не понимаешь, что это для твоего организма мощный стресс? И вполне может быть, что ты сейчас так поступаешь, а оно потом тебе очень сильно аукнется. Ты что, овощем хочешь быть? Пускать слюни и ходить под себя?

Лейла вздрогнула.

— Нет, не хочу.

— А зачем же так делаешь?

— Нам надо было поговорить.

— Ну, раз уж ты здесь, рассказывай, — вздохнул я.

Лейла стала максимально серьезной и отодвинула от себя тарелку с недоеденным супом. Мне на мгновение стало совестно, что я не дал ей даже поесть нормально, но нужно было понять, что к чему. Иначе ее побег и поездка не имели никакого смысла.

— Ты понимаешь, я подслушала разговор. Приходил ко мне отец. Ну, то есть отчим… ну, ты уже понял, что он мне не родной. Да, впрочем, это к истории не относится. А с ним был… Амир.

— Кто такой Амир? — спросил я.

— Мой сводный брат, — скривилась она, демонстрируя явно не добрые сестринские чувства к сводному брату.

— Понятно.

— И еще там был Рубинштейн. Ты был прав, Сережа! Он совсем не няшка! Ты прикинь! Короче, насколько я понимаю, мой брат его как-то подговорил, и Рубинштейн ему теперь служит. Полностью. Не отцу, а ему! Ты представляешь?

Судя по круглым от изумленного возмущения глазам Лейлы, ее розовые очки явно разбились стеклами внутрь.

— И мой брат хочет, чтобы меня убрали! — экспрессивно продолжила она, так что мне пришлось на нее шикнуть, иначе на нас все бы смотрели. Она поняла, смутилась и продолжила значительно тише: — И тогда все деньги, которые остались мне от дедушки, перейдут ему. Ну, понятно, что они перейдут в семью, но так как отец вряд ли будет еще заводить детей…

— А может, и будет, — не выдержав ее непосредственности и наивности, хмыкнул я.

— Нет, не будет! Он уже старый. Ему шестьдесят.

Я засмеялся. Шестьдесят лет разве старый? Но для поколения Лейлы шестьдесят — это древность. А для меня молодой человек — чуть младше моего реального возраста. Но я не стал ничего ей говорить. А ведь я знаю кучу народа, у которых и в семьдесят, и в восемьдесят лет появлялись прекрасные здоровые дети.

— И вот он хочет эти деньги получить полностью себе, — сказала Лейла. — А меня ненавидит.

— Почему? — удивился я.

— Потому что отец меня любит больше, чем его.

— Не может этого быть, если он родной, а ты нет.

— Ну, вот как-то так. Он всегда хотел себе девочку. Ну, вот получилось так. — И добавила на полном серьезе: — Я его маленькая принцесса.

— Кстати, а ты не в курсе, кто зачистил петицию и все упоминания обо мне в сети? —перевел я тему с родственных чувств семьи Хусаиновых на свои проблемы.

— Знаю, — понурилась Лейла. — Рубинштейн. Повторюсь, да, ты был прав, он совсем не няшка. Просто отец ругался на меня за это. И, в общем, велел ему все удалить. Сказал, что слишком много внимание к нашей семье.

Хм… Я задумался.

Дела, однако.

И дел, если честно, предстояло много. У Лейлы есть часть нужной мне информации, но я ни капельки не хмурый частный детектив в черных очках и с хриплым голосом. Поэтому лучшим решением будет отправить ее к Караяннису. А уж он ее выжмет насухо.

— Так, Лейла, — сказал я, — доедай свой суп и слушай сюда.

Она кивнула и нехотя взялась за ложку.

— Ты прямо сейчас уедешь обратно в Москву.

— Не сейчас, — поправила она меня. — Ярик отвезет меня только вечером. У него тут тоже дела. Девушка у него тут…

— Не надо нам никакого Ярика, — нахмурился я. — В общем, расклад такой. Ты сейчас возвращаешься в Москву, но не в ту больницу, где сейчас должна быть. А в клинику имени академика Ройтберга.

— Что это за клиника? — перепугалась Лейла. — Зачем?

— Затем, — нахмурившись, отрезал я. — Во-первых, ты там будешь в безопасности, и тебе предоставят нормальное полноценное лечение. Чтобы