Двадцать два несчастья. Том 3 - Данияр Саматович Сугралинов

Вот как теперь с этими бабами быть? И как с ними бороться?

Вместо коньяка я налил себе чашку липового чая. Без меда, чтобы не уснуть. Мед с теплой водой — отличное натуральное снотворное, а мне сейчас засыпать никак нельзя.

Через некоторое время появилась Эльвира.

Она чуть посвежела, горячий душ добавил румянца, но абсолютно трезвой еще не стала.

На ней была моя рубашка. Новая, белая, которую я еще ни разу не надевал. Несколько верхних пуговиц расстегнуто, ворот испачкан помадой и тушью. Хорошая рубашка. Была.

После душа ткань местами намокла и прилипла к телу, делая хлопок почти прозрачным. Темные круги проступали сквозь белое, и я поймал себя на том, что уже секунд пять пялюсь на эту деталь, как студент на первом занятии по анатомии. Только студент смотрел бы с научным интересом, а у меня интерес был совершенно иного рода. Хотя и студент бы так смотрел. Да.

Мысли путались и кружились, и понятно почему: после долгой алкогольной интоксикации и полового воздержания тело пришло в порядок и начало требовать своего. Природа, мать ее.

Я разлил коньяк по рюмкам:

— Присаживайся, Эльвира.

Она села. Причем так, чтобы декольте было видно во всей красе. Закинула ногу на ногу, и полы рубашки разошлись, открывая загорелое бедро почти до…

Подумав, как буду строить разговор, я предложил:

— Давай выпьем.

— Только если на брудершафт! — захихикала она.

— Нет, сначала так, а следующую уже на брудершафт, — предложил я.

Эльвира пожала плечами и быстро опрокинула свою рюмку. Я свою накрыл ладонью и спросил:

— Скажи честно: зачем пришла?

Она посмотрела на меня из-под ресниц. Этот взгляд — тяжелый, томный — был отработан на сотнях мужчин.

— Ты же не хочешь со мной кувыркаться, — продолжил я. — Так чего хочешь?

— Тебя хочу, красавчик.

Прозвучало это крайне неубедительно, потому что тело ее говорило одно, но глаза — совсем другое.

— Нет, Эльвира. Меня ты не хочешь. Если бы хотела, мы бы уже давно перекувыркались, а не занимались вот этим всем. Что у тебя случилось? Для чего представление? Рассказывай.

Она молчала. Потом схватила мою чашку и залпом выпила чай.

Горячий душ, шампанское, чай с медом, а теперь еще и коньяк — она снова поплыла.

Я этим воспользовался, как бы это муторно ни было, потому что злился и начал закипать.

— Так что же случилось? — уже требовательнее спросил я.

Пришлось повторить вопрос несколько раз по-разному, пока она наконец не выдохнула:

— Ну… вот так вот случилось.

И тяжко вздохнула.

— Тебя кто-то прислал, правда? — сказал я.

Судя по тому, как дернулось ее лицо, я попал в точку.

— Из больницы, да?

Эльвира ничего не ответила. Сама налила себе коньяка и хлопнула еще одну рюмку. Я пододвинул ей уцелевшие кусочки брынзы.

— У меня есть лимон, — предложил я.

Она опять промолчала.

— Так кто тебя отправил? Мельник?

Эльвира сидела, задумчиво склонив голову.

— Харитонов? Мельник? Бойко? Зарипов?

При упоминании Рамиля Зарипова она вздрогнула, и я понял, что попал в цель. Тот самый хирург, который записан в моем телефоне как «Рамиль (гад)». Который метил на мое место в хирургии и злорадствовал над каждой моей неудачей. Так-так…

— А зачем? — спросил я. — Чего он хочет?

— Ну, ты сам виноват, — пробормотала она совсем пьяным голосом. — И вообще, я ничего про Рамильку говорить не буду.

— Нет, Эльвира. — Я взял ее за руку, крепко сжал ладонь и посмотрел в глаза. — Мы же с тобой друзья? Друзья. Мы с тобой люди, которые прошли через многое. И если ты мне сейчас все расскажешь, обещаю, что помогу тебе выйти из этой ситуации.

Эмпатический модуль показывал: ей совершенно не хотелось сейчас быть здесь, со мной. Но она должна. В ней страх перед чем-то непонятным, но не передо мной.

— Что тебя пугает, Эльвира? Тебя этот Рамиль шантажирует?

Она мгновенно побледнела и отпрянула, вырвав руку из моей.

— Рассказывай! — велел я.

Она повздыхала еще немного, потом начала всхлипывать, а я спросил:

— Так чем он тебя шантажирует?

Эльвира опустила голову и густо покраснела:

— Застукал… за кое-чем…

— Вряд ли ты убила, украла или сделала что-то серьезное. Может, ты маньяк?

Она фыркнула и отвернулась, уши пылали алым.

— Рассказывай.

— А ты никому не скажешь?

— Зуб даю, — хмуро ответил я.

— В общем… — Она налила себе еще коньяка и выпила не закусывая. — Короче, я осталась на дежурстве, а к нам привезли одного парня. Симпатичный такой, такая лапочка, прямо ух. Он мне так понравился, что я стала подменяться на ночные дежурства. И вот один раз мы с ним… ну, кувыркались… прямо в палате, на подоконнике…

Она замолчала, а я живо представил эту картину и понял, что тело опять реагирует неуместным образом.

— И?

— А из корпуса напротив, где кардиологическое отделение, заметили. Один дедок из пациентов увидел и чуть инфаркт не поймал. Ну, это я потом узнала. Оттуда позвонили Харитонову, но его уже не было. А из врачей был только Рамиль. Вот он все и узнал. Забежал в палату и увидел, чем мы с этим парнем занимаемся… и начал меня шантажировать. Понимаешь, я теперь вынуждена делать все, что он скажет.

Она всхлипнула.

Я покачал головой.

— Это ерунда, Эльвира. Ну что ты мне лепишь? Ты медсестра, абсолютно свободная, и совершеннолетний пациент. В принципе, это ваше личное дело, если в свободное от работы время. Ну поругали бы тебя, ну премии лишили. Но это такая мелочь! Этим нельзя шантажировать и тем более подсылать к мужикам. Рассказывай правду.

Некоторое время она молчала. Потом тяжко вздохнула:

— Он узнал про меня… и Харитонова…

Вот оно что. Так Эльвирочка с Харитоновым кувыркается. И почему я даже не удивлен?

— Ты любовница его?

— Ну, как тебе сказать…

Уши покраснели, лицо пошло пятнами.

— Иногда он меня вызывает к себе в кабинет…

— Угу, понятно, — сказал я. — Но почему ты не пожаловалась Харитонову? Он бы этого Рамиля быстро воспитал. Выгнал бы, и дело с концом.

— Так я же тебе говорю! — Эльвира аж подскочила на стуле,