Гнездо желны - Софья Сергеевна Маркелова

Безумно ноют руки. Я разматываю чёрные от крови бинты и смотрю на свои ладони. Порезы даже не думают затягиваться, чем причиняют множество неудобств, а кожа вокруг них всё продолжает чернеть и вздуваться. Мерзкое зрелище, и я совершенно не знаю, что с этим делать. Да и вряд ли кто-то знает. Может, Сто Девяносто Девять подсказала бы мне, но путь к ней слишком долог, чтобы я могла проделать его ещё раз в ближайшее время.

Мне бы, конечно, помогла Инесса. Наверное, только она проделала бы всё это молча, лишь с лёгкой укоризной во взгляде. Она знала почти всё и обо всём. Уж она бы непременно сказала, как нехорошо я поступила, обратившись к силе крови и нарушив табу. Но она бы всё равно помогла, вылечила бы мои руки, ни в чём не обвиняя и ничего не требуя взамен.

Я бы многое отдала, чтобы она вновь вошла в наше гнездо, чтобы опять увидеть её и крепко обнять. Она была моим столпом, точкой равновесия в моём мире. Если вдруг где-то что-то шло не так, я всегда могла рассчитывать на то, что она примет меня, объяснит ошибки, устранит последствия. Она никогда ни в чём меня не винила – просто могла молча выслушать, притянуть к себе и обнять, и тогда казалось, что всё сразу становилось на свои места, что мир становится нормальным прямо на глазах. Это была её сила, её невероятная способность дарить душевный покой. И мне этого очень не хватает.

Сейчас весь наш привычный мир трещит по швам, гнездо разваливается на глазах, и мы с сёстрами и братом не уверены даже в завтрашнем дне, а с ней бы такого никогда не случилось. Она была настоящей старшей: уверенной, мудрой, волевой. И Инесса, если бы была жива, никогда не попала бы в капкан иллюзий И-Скан-Дэра, не допустила бы такого хаоса в нашем гнезде. Если бы она была сейчас здесь, то древоточцы вряд ли смогли бы навредить нашему дому. Она бы отпугнула их песнью или нашла бы всех до единого, и в этих стенах вновь бы был порядок… С традиционным совместным ужином, где вся семья собирается за одним столом и делится новостями, с редкими, но такими интересными уроками, когда Инесса объясняла нам устройство окружающего мира, и с совместными походами за мороженым в парк жаркими летними вечерами по выходным. Всего этого мне так не хватает.

Что-то щекочет мне щёки, и я не сразу осознаю, что это слёзы проложили солёные дорожки до самого подбородка. Я стираю их пальцами, но они набегают вновь и вновь, будто морской прилив без устали бьётся о прибрежные скалы. Мне казалось, что все слёзы я выплакала ещё в день похорон Инессы – но нет: оказывается, запасы печали и скорби порой поистине неистощимы.

Будто мои слёзы хоть в чём-то помогут… Будто они воскресят Инессу, восстановят наш дом или пробудят Анфису. Пустое всё это…

Я раздражённо вытираю щёки и поднимаюсь на ноги. В распахнутую дверь детской видна часть спальни, где Анфиса, как Спящая царевна, недвижимо лежит на своей кровати. Слегка пошатываясь от неожиданно одолевшей меня слабости, я иду туда. Руки ноют уже гораздо сильнее. Боль пронзает почти до самых костей, но я борюсь с ней и, неплотно прикрыв за собой дверь комнаты, сажусь на покрытую плесенью кровать возле бледной Анфисы.

Не знаю, зачем я пришла сюда. Действительно ли у меня возникло такое желание – или это отчаяние уже диктует мне свои условия?

– Прости за те слова, что я сегодня сказала, – устало шепчу я и решаю прилечь рядом с тётей. Я так ослабла, словно разгрузила целый вагон угля. Болит каждая клеточка тела, и эта боль накатывает волнами, постепенно, а пальцы на руках скрючились как старые ветки и совсем не желают распрямляться обратно. Мне совсем нехорошо, а чёрная кровь всё сочится и сочится из ладоней, испачкав мне уже всю одежду. Неужели за те капли крови, использованные сегодня для спасения сестры, меня ждёт такая суровая кара?..

– Я разозлилась, что у нас ничего не выходит, – зачем-то начинаю я оправдываться перед Анфисой, хотя она меня наверняка даже не слышит. – Мы потратили столько сил, чтобы отстоять гнездо, поймать этого преступника, а всё оказалось напрасно. Инесса учила нас, что нужно уметь бороться до последнего ради своей семьи, но наша борьба ни к чему так и не привела. Кажется, стало только хуже…

Я поворачиваю голову, чтобы видеть лицо Анфисы. Оно белое как мел и совсем неподвижно. Нос заострился, щёки впали, а губы посерели. Она уже совсем не похожа на себя прежнюю. Инесса выглядела так же, когда умерла. Неужели мы потеряем и вторую тётю – сразу же вслед за первой?!

– Тётя, я буду с тобой честна. Не знаю, слышишь ты меня или нет – надеюсь, что нет, иначе ты непременно меня поколотишь за такие слова. Если не здесь, то после смерти… – Я делаю глубокий тяжёлый вдох, ощущая, как грудную клетку сдавливают неясные спазмы. – Я тебя не люблю. И раньше не любила. Ты никогда не была близка мне так, как Инесса, не понимала меня и сестёр, не заботилась о нас… Но даже с учётом всего этого я не могу не признать, что ты тоже член семьи. А семья – это всё, что у нас есть. Не так важны деньги, которые всегда можно заработать и так же легко потратить, не так важен дом, который всегда можно сменить, переехав в другое место. Семью ничем не заменить. Это были и остаются люди, которым ты не безразличен, с которыми у тебя связь даже более глубокая, чем ты можешь осознать. Пусть вы не всегда ладите, пусть во многих вещах не сходитесь, но я верю, что в минуту нужды семья способна сплотиться и выстоять, преодолев все невзгоды…

Я всхлипываю от отчаяния, которое неожиданно охватывает меня. Теперь, если мы потеряем ещё и Анфису – что же мы будем за семья? Четверо подростков, которые останутся одни в разрушенном доме и вряд ли смогут себя прокормить и обеспечить. Жалкая судьба.

– Но если подумать, тётя, ты не во всём такая уж плохая, – нехотя признаю я. – Может, из-за того, что я во всём сравнивала тебя с Инессой, ты и казалась мне такой колючкой. Да, у тебя дурной