Даль-цвет. Том 1. Охра - Владимир Прягин

Глядя на их хмурые морды, я вновь почувствовал, как в памяти засвербела смутная ассоциация. Но, по сложившейся традиции, не смог вычленить её с ходу.

— Пойдём, чего ты застрял?

Шиана потянула меня за руку к следующим картинкам, однако я придержал её, продолжая разглядывать леопардов:

— Сейчас, лохматик, минуту.

Она взглянула на меня удивлённо, но возражать не стала — умненькая девчонка и чуткая, хоть и ершистая иногда. Молча прислонилась ко мне и больше не торопила. Я благодарно обнял её, не отрывая взгляда от леопардов, и мы простояли так ещё с полминуты.

— Ах вот вы где!

К нам шагнула Эйра. Сегодня она явилась во всей красе — ну, само собой, вокруг шастали потенциальные женихи. На ней было короткое платье, карминно-красное, и сапоги на шпильках, а волосы ложились широкой тёмной волной.

— Немедленно прекращайте обнимашки, — сказала Эйра, — а то мне завидно. И что вы тут такое высматриваете? Хотя котики красивые, я согласна.

— У Вячеслава, — пояснила Шиана, — неожиданный выплеск любви к искусству. Стараюсь не спугнуть, притаилась тихо, как мышка.

Я с сожалением понял — та мысль, которую я вылавливал, опять сорвалась с крючка. А Эйра тем временем заявила мне укоризненно:

— Вячеслав, почему ты не носишь перстень? Нет, я могу понять, когда вы с Шианой бродите по каким-то маргинальным мансардам. Там перстень создаст ненужный ажиотаж. Но здесь — солидная галерея. Демонстрация статуса не только уместна, но и необходима, как элемент хорошего тона.

— Перевожу на человеческий язык, — сказала Шиана. — Эйре ужасно хочется, чтобы все окружающие удостоверились, как она запросто общается с лордом. А ты беспардонно рушишь её грандиозный замысел.

— Не волнуйся, — сказал я Эйре, — два настоящих лорда сейчас придут. Ну, точнее, лорд, а с ним леди. Мы ведь для этого и собрались, чтобы перезнакомиться.

— Но я вижу — их нет, поэтому и переживаю, — сказала Эйра. — Подумала — вдруг они из-за меня не пришли? Не хотят с плебейкой…

— Они не такие лорды, сейчас сама убедишься.

Заметив Илсу и Бойда, я махнул им рукой, они подошли.

— Знакомьтесь, — сказал я, — это Шиана, фотохудожница.

Бойд вежливо склонил голову, а Илса сказала с обычной безмятежной улыбкой:

— Очень приятно. У вас милая причёска, забавная, вам очень идёт.

— Благодарю вас, леди.

— Обращайтесь, пожалуйста, просто по имени. Меня зовут Илса.

— А это — Эйра, — сказал я. — Папа у неё бизнесмен.

Эйра сделала лёгкий книксен. Тот получился многофункциональным — почтительно-сдержанным для аристократов и сексапильным для всех случайных свидетелей. Долго тренировалась, наверное.

— Это — Бойд, — закончил я представление. — Рад, что собрал вас вместе.

— Да, — согласилась Илса, — я тоже рада встретиться лично. Заочно мы с вами, Шиана, уже знакомы, Вячеслав рассказывал о ваших работах. Мне бы очень хотелось на них взглянуть, если вы не будете против и найдёте возможность их показать.

— Возможность есть хоть сейчас, — сказала Шиана. — Несколько штук я специально сделала, чтобы в малом формате. Вот.

Она достала из сумочки фотографии — в том же стиле, что выставлялись в мансарде. Илса придвинулась и стала их просматривать. Бойд, взглянув тоже, заметил вежливо — необычный, мол, взгляд. Шиана сказала ему, чуть хмыкнув:

— Благодарю вас за деликатность, но это — лишнее. Конечно, я знаю, что мои снимки мало кому понравятся. Эйра вот, например, уже зубами скрипит от скуки.

Эйра покраснела, а Илса засмеялась:

— И правда, Бойд, я же знаю — это тебе не так интересно. Посмотри лучше с Эйрой выставку, тут хорошие экспонаты. Мы к вам присоединимся через пару минут.

Бойд обернулся к Эйре:

— Сударыня, не откажетесь?

— Нет, — быстро сказала та, — я с большим удовольствием.

Заполучив лорда с перстнем на несколько минут в единоличное пользование, она торжественно удалилась с ним. А я обратился к Илсе и Шиане, кивнув на леопардов:

— Девчонки, пока мы стоим возле кошаков, хочу спросить — как считаете, их случайно изобразили вот так, симметрично? Или тут хитрый план?

— Вполне допускаю, — сказала Илса, — что фотограф с художником это согласовали, чтобы сделать отсылку к старому искусству.

— Что ты имеешь в виду?

— Вспомни, например, старинные натюрморты, которые мы смотрели. В букетах — чёткая геометрическая структура, даже симметрия. А если уж отход от симметрии, то тщательно просчитанный, с неким смыслом.

— Вот-вот, — сказала Шиана, — в старом искусстве геометрия была скучная, предсказуемая. А я через фотографии стараюсь показать другую, неочевидную.

— Да, это чувствуется в ваших работах, — сказала Илса. — Вот, например…

И они вернулись к своему разговору, я же поскрёб в затылке.

Ну да, симметрия, геометрия — это и так понятно…

У меня было чувство — мысль, которую я пытаюсь поймать, лежит совсем рядом, очень простая, надо лишь посмотреть чуть-чуть под другим углом…

Но так и не получилось.

Мы ещё долго ходили по галерее — то порознь, то всей компанией. Разглядывали животных, делились впечатлениями. Затем пошли в ресторанчик, там посидели пару часов. Отдохнули неплохо.

Вновь потянулись дни.

Я по инерции отсчитывал месяцы привычным мне способом — ноябрь, декабрь… Никак не мог окончательно перестроиться на здешнюю систему. Календарный год начинался здесь в весеннее равноденствие и делился на четыре сезона, по четыре месяца в каждом, без привязки к лунному циклу. В месяце было двадцать три дня и лишь изредка — двадцать два. Календарь, в общем-то, удобный, если ты приучен к нему с рождения, а не переучиваешься по ходу…

Когда уже лежал снег, произошёл неприятный случай.

На Бруммера и Уну, которые отправились в город по каким-то делам, напали отморозки с кастетами. Обошлось, к счастью, без серьёзных последствий — Бруммер отбился, получив лишь один прямой удар, под ключицу. Ещё кастет по касательной ссадил ему кожу над правой бровью. Уна не пострадала.

— Козлы безрогие, — буркнул Бруммер, рассказывая, как это было. — Прямо средь бела дня, в подворотне. Подходят трое — гони деньгу, мол. Я им культурненько — а шли бы вы лесом. Они чё-то разозлились, начали руками махать. Ну, и я махнул слегонца, чтоб не зашибить… Шпанюга совсем уже оборзела…

Версия с ограблением мне, однако, представлялась сомнительной. Любой гопник, стремящийся к